«Властелин мира»
Шрифт:
Однако Мегги пришлось покинуть Англию гораздо раньше. Когда вспыхнула вторая мировая война и немецкие бомбардировщики начали рваться к городу, Джек настоял, чтобы Мегги уехала на родину, в Америку. Он предусмотрительно купил для жены билет на пароход нейтральной страны, однако лайнер «Уругвай», выйдя из Лондона, исчез без следа. Лишь у Азорских островов была подобрана шлюпка с этого судна. Мегги, конечно, погибла.
С того времени счастье изменило Джеку Петерсону. Не находя себе места от тоски и ненависти к немцам, он решил пойти в действующую армию; пережил ужас Дюнкерка, сражался
О, этот лагерь!.. Джек там поседел, облысел и потерял здоровье…
Увлекшись воспоминаниями, инженер незаметно для самого себя уснул у лабораторного стола. Но сон не дал отдыха возбужденному мозгу: пережитое возникало вновь и вновь, воплотившись в более яркую форму.
Ему снилось утро в лагере. Оно начиналось пронзительным трезвоном электрических звонков, отождествлявших собой грядущие истязания и постоянную угрозу смерти. Как хотелось тогда, втянув голову в плечи, не слышать ничего, дать хотя бы на несколько минут покой изнуренному, обессиленному телу…
Джек весь сжался, ожидая во сне, что вот-вот на его плечи со свистом опустится плеть…
…А над дверью лаборатории все звенел и звенел звонок. Это был сигнал окончания работ. Через пять минут в лабораторном корпусе не имел права находиться ни один человек – включались электрические защитные приспособления.
Джек не услышал и второго сигнала. Но, как это часто бывает, едва лишь установилась абсолютная тишина, он проснулся внезапно и сразу же поднес к глазам светящийся циферблат часов.
«Пять минут одиннадцатого! – испуганно подумал инженер. – Что же делать?»
Он на цыпочках направился к двери, ожидая, что вот-вот блеснет вспышка, и ток высокого напряжения пронзит ему грудь. О, Джек Петерсон прекрасно помнил первый пункт приказа об охране лабораторного корпуса!
Однако ничего необычного не произошло. Хорошо смазанная дверь легко поддалась, и Джек после минутного раздумья высунул голову в коридор. Он тотчас же отпрянул назад и быстро заперся на ключ. В коридоре инженер увидел Смита, помощника Харвуда.
Смит, как всегда, шел крадучись. Он удивительно напоминал настороженного, принюхивающегося хищника: полусогнутая спина, казалось, была готова в любой момент выпрямиться, как стальная пружина; руки, согнутые в локтях и прижатые к бокам, подрагивали, как бы готовые вцепиться в намеченную жертву; его лицо с чертами неприятными и мелкими, как у хорька, непрерывно двигалось. Вряд ли можно было найти наружность менее привлекательную и вряд ли можно было меньше походить на инженера. Старожилы Гринхауза, этой секретной лаборатории, в первый же день предупредили Петерсона и Блеквелла, что Смит очень умен, хитер и жесток. С ним надо держать ухо востро. Харвуд в нем не чает души в верит каждому его слову.
Движение Джека было чисто машинальным: он не любил и побаивался Смита. Но как бы то ни было, лишь Смит смог бы помочь ему выбраться из неприятного положения случайного арестанта. На этот раз уже решительно
Смит возился у какой-то ниши против двери кабине та Харвуда. Джек мог бы поклясться, что ни углубления, ни какой-либо дверцы в стене раньше не было. Видимо, за узорчатым линолеумом находился тщательно замаскированный тайник.;
Обращаться к Смиту в эту минуту было более чем неблагоразумно: помощник Харвуда никогда не простит раскрытия одной из тайн лаборатории. Выругавшись про себя, Джек вновь прикрыл дверь, продолжая наблюдения сквозь узенькую щелку.
Смит, вероятно, ремонтировал оборудование какого-то электрического узла. Он соединял цветные провода, время от времени посматривая на монтажную схему, затем вдруг заковылял к выходу, – может быть, чтобы проверить устройство в другом месте. Джек решил, что выпал как нельзя более удобный случай улизнуть из лаборатории подобру-поздорову.
Лабораторный корпус был выстроен в форме дуги, и коридор, повторяя очертания здания, шел во всю его длину. Лаборатория Петерсона и Блеквелла помещалась почти в центре корпуса, рядом с кабинетом профессора Харвуда. До лестницы, ведущей па первый этаж, Джеку предстояло преодолеть не больше двадцати метров.
Тщательно заперев лабораторию, Джек быстрыми шагами двинулся к выходу. Едва он поравнялся с кабинетом Харвуда, как впереди, за поворотом, послышался натужный кашель Смита.
Джек замер. Возвращаться – поздно. Спрятаться – некуда. Ниша, у которой ранее возился Смит, оказалась незначительным углублением, сплошь заполненным проводами и аппаратурой.
Взгляд инженера упал на дверь кабинета Харвуда. Она была чуть-чуть приоткрыта, – вероятно, туда заходил Смит.
Может быть, если бы у Джека было время для размышлений, он никогда бы не рискнул забраться в кабинет шефа: из неприятного положения он попадал таким образом в очень опасное. Но способность к анализу восстановилась у инженера лишь когда он уже юркнул в запретную комнату и прильнул к замочной скважине.
Смит неторопливо окончил монтаж, сделал какой-то жест рукой, и тотчас же поднявшаяся из щели в полу плита наглухо закрыла нишу. Вслед за этим он направился к двери кабинета Харвуда.
Джек отскочил в сторону. В абсолютной темноте не найдешь даже места, где бы можно было спрятаться. Он ударился о какой-то массивный предмет, крякнул. А вслед за этим замок щелкнул дважды и настала тишина.
– Вот так история! – огорченно свистнул Джек. – Ну, старина, попался ты, как мышь в мышеловку! С Гринхаузом, конечно, придется распрощаться… и с долларами тоже.
Этот вывод должен был огорчить Джека. Но у него на душе почему-то стало приятно и легко. Сейчас, когда он явственно видел себя вышвырнутым из лаборатории, перспектива вновь стать безработным показалась ему совсем не страшной. Так всегда случалось с Джеком; ему трудно было расстаться с иллюзией, а затем он с легкостью подыскивал оправдывающие мотивы, с несомненной ясностью доказывая самому себе, что все идет к лучшему.
– Пустяки! – ворчал инженер. – Лучше быть безработным, чем сойти с ума в этой идиотской лаборатории! Да и кто знает, что за темные дела тут совершаются?