Властелин Некронда

Уэлч Джейн

– Мать! О, Великая Мать, заставь его услышать меня! – вскричал он, когда Кеовульф вновь обрушил боевой цеп на его разбитое плечо.

Все тело свело судорогой от боли, взор помутился. Юноша выгнулся дугой, ища спасения.

Почему Кеовульф не слышит имени Великой Матери? Почему? И вдруг из мук агонии явился ответ. Потому что Кеовульф – неверующий циник, он слишком хороший воин, чтобы допустить столь безоговорочную веру во что-либо. Да сколько раз рыцарь сам говаривал, что повидал столько кровопролитных схваток, что утратил веру в богов. Но если имя Великой

Матери не несет ему утешения – что тогда? Ну, разумеется, имя его родной матери! О, только как же, как же ее зовут? Халь напряг последние силы, стараясь вспомнить.

– Алиция! – завопил он во все горло. Ну, конечно же! – Алиция!

Кеовульф отступил назад.

– О, Халь, клянусь землей милосердной!

Выронив меч и цеп, рыцарь бросился на колени рядом с другом, неуверенными руками ощупывая его раны. Затем, собравшись с мыслями, сорвал с себя рубаху и принялся раздирать ее на бинты.

– О небо! Рыцарь, с которым я сражался, был весь закован в доспехи. Я слышал лязг при каждом ударе. Я хотел лишь оглушить его. О, Халь, силы небесные, что же я сделал с тобой? – шептал он, спеша остановить Халю кровь из ран.

Юноше казалось, от боли его сейчас вырвет.

– Халь, ты жив?

Торра-альтанец невнятным рыком подтвердил, что жив, хотя сейчас и жалел об этом.

Правая рука была не так уж сильно изувечена: рана пусть и длинная, но неглубокая, разрез чистый. Зашить бы, но и так заживет. А вот с левым плечом и предплечьем дело обстояло гораздо хуже. Кеовульф приложил все усилия, чтобы промыть кровавое месиво и разобраться с торчащими обломками костей.

– Тут без Брид не обойдешься, – тяжело произнес он, поглядывая на столб, хотя изображение Брид уже давно пропало.

Халь крепко зажмурился, превозмогая боль.

– Брид, где ты? Ради тебя я пересек столько миров! Найди же меня теперь! – Он с отчаянием воззрился на Кеовульфа. – Где она?

– Тс-с, Халь, спокойнее. Мы не знаем, где она, и, если не найдем Брид в самом скором времени, мне придется отнять тебе руку – иначе ты умрешь.

– Не трогай меня! – прошипел Халь, дрожа от боли.

7

Май водила пальцем по зеленоватому полукругу синяков и ссадин у себя на руке – в том месте, где оставили свой отпечаток гигантские зубы горовика. Подумать только: эти следы – единственное, что осталось у них на память о Перрене. Губы у нее задрожали, глаза обожгли горячие слезы.

– Не могу поверить, что его больше нет. – Она несколько раз шмыгнула носом и наконец начала всхлипывать. – Он ведь мог успеть к нам. Почему он даже не попытался? О, Перрен!

Папоротник молча кивнул. Он как всегда что-то энергично жевал. Каспар заметил в руке лесика обвисший мешок с едой и резко вырвал его.

– Как ты можешь есть в такую минуту? Перрен погиб! Он за нас жизнь отдал – ты мог бы хотя бы проявить к нему хоть какое-то уважение!

Папоротник пожал плечами.

– Я уже оплакал его вчера. Правда, он мне никогда особо не нравился, но все равно жалко такое юное создание. Он был уже

мертв.

– Что ты имеешь в виду? – Голос молодого торра-альтанца дрогнул.

– Вы не заметили? Он же знал наши мысли без всякой воды, когда нас ничто не связывало.

Юноша непонимающе уставился на лесика. Тот нетерпеливо фыркнул.

– Он чувствовал наши мысли через кости Великой Матери. Он знал, что близок срок вернуться к ней. Разве не помните? Он же рассказывал нам, что горовикам дарована такая привилегия, когда они слышат зов смерти. Похоже, пустыня его таки доконала: в чувство-то он пришел, но вот изнутри все равно рассыпался.

Каспар сглотнул, припомнив, как Перрен спотыкался и оступался, но до последнего старался помочь товарищам.

– Да и вообще, я за собой никакой вины не чувствую – он отдал жизнь не за меня, а за Некронд, – добавил лесик. Каспар пропустил его слова мимо ушей.

– Мы должны сделать все, чтобы его жертва не оказалась напрасной. Должны увезти Некронд подальше от этих берегов, в безопасное место. – Перегнувшись через поручень, он крикнул волнам: – Не бойся, Перрен, мы позаботимся о том, чтобы твою историю рассказывали. Мир узнает о твоем мужестве. Мы непременно допишем конец этой легенды!

Май всхлипнула.

– Он был такой добрый, такой благородный. А погиб под топорами ваалаканцев – совсем, как моя мать. Мы непременно доведем наше дело до конца, – тихонько промолвила она с мрачной убежденностью.

Каспар догадался: Май обещает это не только горовику, но и своей матери.

Кивнув, юноша поглядел на зеленые волны сквозь поволоку жалящих слез. Порывистый ветер гнал с берега жаркий пустынный воздух, над холодной водой вилась легкая дымка. Каспару приходилось изрядно трудиться, чтобы лодку не унесло на восток, в открытое море. Конечно, именно туда он и собирался плыть, но не без провианта же. Сперва Каспар собирался найти какую-нибудь небольшую рыбацкую деревушку, где можно разжиться припасами.

Нужно взять как можно больше воды и еды. Молодой воин покосился на Папоротника и Огнебоя. Вот у кого аппетит поистине неуемный! Пожалуй, он решил, что с ними делать.

– Гляди! Мол! – радостно показала Май. – А что там на берегу? Кажется, мы наконец добрались до деревни.

– Какие-то решетки. – Каспар, прищурившись, глядел на песчаную полоску пляжа. Ему вспомнился рассказ Урсулы о том, как ее усыновили ловцы устриц с восточного побережья Ориаксии. – Надо думать, на этих отмелях полным-полно устриц, – с облегчением произнес он.

За последние несколько часов юноша вконец выбился из сил, сражаясь с непокорным суденышком. Как же здорово наконец причалить к твердой земле! Каспар не знал, долго ли смог бы еще выносить ворчание Папоротника – лесик терпеть не мог моря.

– Элергиан небось ничего подобного не допустил бы, – буркнул Папоротник, когда очередная волна захлестнула лодку, промочив всех до нитки.

Теплое солнце мгновенно высушило влагу, но кожа у мореплавателей уже давно покрылась коркой твердой соли и невыносимо чесалась и зудела.