Властелин Севера

Джасим Фарид

Некоторое время спустя горящий струг рухнул в выкопанную под ним могилу. Слабеющие язычки пламени все еще виднелись из-за краев ямы. Еще через какое-то время, когда огонь погас, могила была засыпана землей. Невысокий холмик обставили камнями, а рядом поставили большую плоскую каменную плиту, на которой утром Хельги выцарапает рунами хвалебные строки, посвященные могучему князю ильвингов — Хрейтмару, сыну Арна Сутулого.

Поминальный пир длился долго. Когда Вульф добрался до лежака, было уже далеко за полночь. Положив меч и шлем на пол, он лег и заложил руки за голову. Сон не шел, он по-прежнему не чувствовал себя уставшим. Закрыв глаза, вспомнил события последних дней, которые пронеслись в его памяти хороводом пляшущих огней, превращающихся в снежинки и падающих на слепящую своей белизной

долину заледеневшей реки.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Темные тучи, гонимые штормом, низко проносились над спящей под ледяным покровом землей. Холодный ветер дул над заснеженной долиной, закручивая снежные вихри и разбивая их о деревянные стены кузницы, словно пытаясь выдуть оттуда жар пламени, язычки которого тянулись ввысь, касаясь каменной крыши печи. Седовласый кузнец стоял рядом с печью, глядя на раскаленное до красна железо. По его покрытому сажей лицу стекали капельки пота, кожаный фартук прилип к мускулистому телу. В жилистых руках он сжимал щипцы, которыми переворачивал в пламени длинный брусок железа. Кузнец с любопытством смотрел на незнакомый ему металл, но его многолетний опыт и знания о кузнечном деле говорили ему, что из этого металла получится хорошее оружие. Ему прежде никогда не доводилось работать с железом, и потому он был благодарен за добрый совет, который дал ему одноглазый путник несколько дней назад, когда тот останавливался в его доме на ночлег. «Ты мог бы выковать меч, и твердь его клинка превзошла бы любое оружие, виданное доселе», — вспомнились кузнецу слова путника, — «Я покажу тебе то, из чего ты выкуешь мне меч. Плата моя будет щедра.» Днем позже он показал, где искать руду, и ушел прочь, а через несколько дней огни кузницы загорелись вновь, раскаляя невиданный доселе металл.

Кузнец вытащил брусок из огня и, положив его на наковальню, взялся за тяжелый молот. Удар за ударом придавали железу нужную форму, вода, выбрасывая клубы пара, закаляла будущий клинок, пламя раскаляло металл и снова удары, удары, удары. Кузнец торопился, ибо хотел закончить работу к началу великого зимнего праздника Йоль, чтобы сделать все приношения на новом мече. Так это оружие было бы освящено как нельзя лучше.

Короткие зимние дни сменялись непроглядными ночами, а кузнец все трудился в своей кузнице. Работа спорилась и близилась к концу. За шаткими стенами кузницы бушевала вьюга, снежная метель кружилась в стремительном танце меж голых ветвей деревьев, гнущихся к земле под напором ветра. Его жалобные стоны сменялись на яростный вой, похожий на крик раненой волчицы, который плавно переходил в пронзительный свист, роняющий ужас в сердца людей и заставляющий их запирать все двери и ставни на засовы. Но кузнец не обращал внимания на звуки, несущиеся из-за двери. Он был одержим работой, он забыл про еду и питье, он не помнил ничего. Перед его безумным взором был лишь огромный клинок невиданного доселе меча, над которым он без устали трудился.

Кузнец уже почти закончил работу, когда очередной порыв ветра распахнул дверь, сорвав расшатавшуюся щеколду. Снежный вихрь закружился в кузнице, задувая пламя в печи. Кузнец обернулся, не выпуская щипцов и молота из рук. Снежинки кружились, выстраиваясь в человеческую фигуру.

Тот, кто возник из снега мгновение спустя, возвышался посреди кузницы, едва касаясь головой потолка. Его темно-синий плащ развевался за спиной, словно крылья огромной птицы, а длинная седая борода шевелилась, будто живая. Один глаз был прикрыт черной повязкой, а другой излучал некое пронзительное сияние, которое накладывало оковы безволия на любого недруга, кто отваживался встретить сей грозный взгляд.

Кузнец замер без движения, подобный живущему в недрах гор существу, обращенному в камень светом восходящего солнца. В том, кто стоял перед ним сейчас, опираясь на длинный посох, он узнал путника, которому дал ночлег несколько дней назад. Также в его скованный сиянием одинокого глаза рассудок пришло понимание того, кем был тот путник, который явился сейчас, чтобы востребовать свой меч.

— Ты закончил работу, Хеовор? — глубокий бас пришельца вывел кузнеца из оцепенения. Держа раскаленный клинок в щипцах, он протянул его гостю и сказал:

— Да, но железо должно остыть.

— Когда

он станет холодным, будет поздно. Меч нужен мне сейчас.

С этими словами одноглазый пришелец протянул руку и взялся за багровый от накала клинок. Хеовор, не веря глазам, раскрыл клешни щипцов — раскаленный металл, казалось, не причинил никакого вреда Одноглазому.

Таинственный гость тем временем поднял клинок перед собой, держа его в одной руке. Прислонив посох к стене, он вытащил другой рукой кинжал, висевший на поясе. Он прикоснулся острием лезвия к раскаленному металлу и запел:

СОВИЛО — жаркое светило,Муспелля радость, дочь огняВремен ты четкое мерило,И звезды все твоя родня

Острие кинжала заскрежетало по поверхности меча, вычерчивая магический знак на раскаленном металле. Завершив линию, Одноглазый сдвинул кончик кинжала чуть ниже и начал чертить второй знак, напевая еще одно заклинание:

ИСА — вековечный ледРастопит солнца луч.Растает и ручьем стечет,Хоть был он и могуч.

Седобородый колдун продолжал напевать заклинание, и под вторым знаком стал появляться третий:

ГЕБО — величайший дар,Исход всех талых вод,Изведает блаженных чарЛишь тот, кто отдает.

Закончив волшбу, Одноглазый засунул кинжал обратно за пояс и внимательно осмотрел стынущий клинок. Не отрывая глаза от трех магических знаков, которые начертил, он произнес:

— Девять долгих ночей провисел я на древе великом, чьи корни сокрыты в недрах неведомых, пронзенный копьем, отданный в жертву самому себе. Стеная от боли, на землю взирал я. Стеная от боли, руны я поднял.

Одноглазый умолк. Ветер яростно теребил распахнутую дверь, едва не срывая ее с петель. Огонь в печи давно погас, и зимняя стужа быстро занимала свое место в этом еще недавно не подвластном ее буйству островке тепла.

Ночной гость медленно перевел взгляд с меча на Хеовора, который напрягся под проникновенным взором светящегося глаза.

— Эта ночь, — заговорил Одноглазый, — станет зарей нового умения для всех потомков Манназа, зарей, которая начинает новую эпоху в их жизни. И зваться она будет эпохой рун, ибо этой ночью открыл я людям три первых знака, вырезав их на этом мече. И открою еще больше, чтобы дать людям знания и великое умение колдовать и предсказывать Нити Судеб. Чтобы вложить в эти знаки силу, должны они испить крови, и следует прочесть над ними заклинания, и жертвы великие принести, дабы изменить полотно грядущего, что ткут премудрые девы у Колодца Судеб. Ну а меч этот… — одноглазый бог вновь посмотрел на клинок, украшенный таинственными рунами, — его час впереди. Питать воронов он будет щедро, пока не придет ему время откликнуться на зов. Тогда пробудятся первейшие руны кровью Великой Жертвы, и воспрянет из сна векового могучая сила, что сметет с лица земли всех недругов того, кого признает этот меч своим хозяином!

Словно в ответ на слова Седобородого, руны на лезвии вспыхнули ярким пламенем, осветив прокопченные стены кузницы, и погасли. Седобородый метнул меч в чан с водой, которая успела покрыться тонкой корочкой льда. Вода зашипела, охлаждая все еще раскаленный клинок.

Одноглазый повернулся к дрожащему от холода кузнецу и сказал:

— Заканчивай работу. Завтра ты отнесешь этот меч своему князю, Аури Ясноглазому, из клана ильвингов. Ты не возьмешь с него никакой платы, скажи лишь, что этот меч крепче, чем любой другой, и он будет верным защитником его рода, пока владеть им будет князь. И еще скажи ему, что меч этот он должен передать своему сыну после смерти, а тот передаст своему. Если он спросит о рунах, расскажи ему все, что услышал от меня и добавь, что эти знаки вырезаны на благо его рода, и однажды они спасут жизнь одному из его далеких потомков. И скажешь напоследок, что таков второй дар Воданаза его роду.