Властелин сознания
Шрифт:
– Но я не собирался…. Да меня и эта устраивает, – я ничего не понимал.
– Пустяки, Николай Иванович. Все сразу теряются. Вы только подпишите. Вот здесь.
Глаза у Ганса оставались неподвижными. Он пододвинул мне бумагу и ручку. Я стряхнул с себя оцепенение.
– Послушайте, Пётр Петрович! Я не собираюсь ехать в этот микрорайон, к чёрту на кулички, даже в квартиру, большую этой. Вы меня понимаете?
– Да ладно вам, Николай Иванович. Полно горячиться. Решение уже принято…
– Какое ещё решение?!
– Ну, машина от завода – для переезда, вам ещё кредит на мебель,
Я опешил. Кредит я просил, начиная с лета, каждый месяц, это была правда. И каждый раз мне отказывали, объясняя это предстоящим банкротством. В голове мелькнула смутная догадка. Ганс её тут же и подтвердил:
– Я настоятельно рекомендую вам, Николай Иванович, не артачиться. Сам Геннадий Артурович (так звали замдиректора по финансам) переедет в вашу старую квартиру. Надеюсь, вы понимаете? Он сам обещал посодействовать вам, в смысле карьерного роста. Вы бы хотели стать старшим инженером, ну, скажем, цеха? Подписывайте.
Я был в курсе всех кадровых игр в цехе и хорошо знал, что должность «старшего инженера» периодически создавалась для многочисленных бездарных родственников начальства, с тройной зарплатой. С чего бы эту синекуру стали предлагать мне, инженеру третьей категории? Ганс врал. Я терялся в догадках. Похоже на то, что из меня собирались сделать идиота…
– Пётр Петрович, а не пошли бы вы отсюда, пока не стемнело на улице?!
Ганс вздрогнул и резко поднял голову. Физический перевес был явно не на его стороне. Его глаза превратились в две сверлящие точки. Ему бы сейчас шмайссер.
И каску.
– Напрасно вы так, Николай Иванович, ой напрасно. Признаться, я полагал, что мы договоримся.
Он аккуратно собрал со стола бумаги.
– Да, напрасно, – повторил он и вылетел в подъезд.
Настроение было испорчено. Я плюхнулся в кресло и уставился в «ящик». Чёрт знает что! Завтра нужно будет узнать на работе подробнее, в чём тут дело. Но всё это уже вылетало из головы.
Через час я почти забыл этого загадочного «Ганса». Всё-таки телевизор – великая вещь, как бы там ни говорили. Полагая, что Пётр Петрович больше никогда не напомнит о себе, я заблуждался. Правда, он действительно больше не явился, но несколько раз звонил до конца недели. И я уже устал «посылать» его беспрестанно в ту самую сторону, как тут и началась вся эта «история».
Это случилось в пятницу. Последние дни, именно в пятницу, я ездил на Каширское шоссе. В жизнь, до этого монотонную и скучную, вошло событие, которое я не мог объяснить – меня стали посещать какие-то видения. Неясные призраки преследовали меня, и не во сне, а наяву. Я видел их отчётливо, но это не пугало, а наоборот – возбуждало любопытство. Способности экстрасенса были мне без надобности, но то, что я открыл их в себе, всё же заставляло пересматривать убеждения закоренелого скептика. Это странное видение.
Я был болен, болен, болен….
Возвращаясь и проходя через двор, я увидел две машины, стоящие одна за другой у дома, на них грузили свой домашний скарб переезжающие, мне незнакомые. В своём доме я знал всего двух-трёх соседей, не больше. Протиснувшись между двумя шкафами, я нырнул в тёмный подъезд.
Всё в этом мире движется
Раздался звонок. Если это снова Пётр Петрович…
Я поплёлся в коридор, и, не удосужившись спросить, кто за дверью, отпер замок.
Удар в переносицу отбросил меня к стене. Вспышка ослепительного света мгновенно захватила мозг, в миг отключив сознание. Голова угодила в бра, висевший за спиной, плафон лопнул и разлетелся, рассекая кожу на затылке. Второй удар пришёлся в солнечное сплетение.
Свет сменился полной темнотой….
…В голове звенело. Я медленно приходил в себя. Судя по окружающим предметам, они втащили меня в комнату. «Они» – двое молодых людей в кожаных чёрных куртках и джинсах. Они стояли по обе стороны от меня, негромко разговаривая. Тот, что был в поле моего зрения, крепкий, казался огромного роста. Широкое лицо его явно не было отмечено печатью мудрости, как сказал бы Соловьёв. Один глаз у него был неподвижен.
Они говорили что-то о каких-то документах. Второй тотчас начал рыться в моих шкафах и письменном столе.
Я попытался встать на колени и получил удар ногой. Удар пришёлся вскользь, и я встал на одно колено. Нападавшие подскочили, всё было очень быстро, быстрее, чем я смог оценивать обстановку. Удары, в основном по голове, посыпались молниеносно. Эти ребята были профи. Голова стала «обматываться» ватой, звон усилился. Звуки исчезали постепенно, сильная тупая боль в темени вдруг опрокинула сознание. Последнее, что я почувствовал – это сильный удар в грудь….
…Холод пронизывал тело насквозь. На мне было покрывало, моё собственное, с дивана. Я стащил его и увидел небо. Голову я совершенно не чувствовал, только какую-то часть лица, кажется, правую. Я поднял руку и попытался ощупать голову – всё было липкое. Я провел рукой выше и вдруг ощутил страшную боль.
Снова наступил провал в памяти. Какие-то то ли взрослые, то ли дети склонялись надо мной. Было сыро, сквозил ветер, шумела текущая вода.
***
На меня наткнулись деревенские мальчишки под высоким откосом шоссе, на берегу маленькой речушки, в десяти километрах от Клина – но об этом я узнал позднее, уже в больнице.
Глава 2.
– Множественные повреждения правой теменной части черепной коробки, без проникновения. Сотрясение. Кровоизлияния не было. Ссадина на затылочной части черепа. Глубокая, пятнадцать сантиметров длиной. Проникающее ножевое ранение в область сердца. Была потеря крови, средне. Четвёртая группа, резус отрицательный.
Полная, невысокого роста медсестра держала в руках несколько листов бумаги. Врач, в белом халате, несколько коротковатом ему, был на две головы выше её. Огромный нос, настоящий рубильник, делал его похожим на грифа-стервятника. Впрочем, травматология, где я, по всей видимости, находился, как раз была очень подходящим местом для такой птицы.