Властелин тигр [= Владыка тигр, Бог-тигр, Властитель тигр, Лорд Тигр]
Шрифт:
Коричневое востроносое личико Мирьям запрокинулось, ручки по-прежнему крепко цеплялись за ногу Раса.
— Доверься мне, сынок! Я знаю.
— Как ты можешь знать? Когда Он сказал тебе это?
Слезы в три ручья бежали по морщинистым щечкам; она упрямо твердила:
— Верь мне, сыночек, верь! Я знаю!
— Отцепись, мать! Я пойду сейчас туда, где Он сможет как следует разглядеть меня, и я вызову Его на бой! Никакой я не грешник! Это Он грешник! Он хочет убить меня за то, что сам же и вынудил сделать.
Мирьям, всплеснув руками, вскрикнула,
— Я не могу слышать такие речи, я просто не вынесу! Бог покарает тебя!
Юсуфу сделал длинный глоток из кожаного бурдюка, затем вытер губы и пробурчал:
— Да позволь же дурню выйти и получить свое, Мирьям. В том не будет твоей вины.
Он снова надолго присосался к бурдюку. Отерев губы тыльной стороной ладони, громко рыгнул и добавил:
— И вины Игзайбера тоже не будет. Если придурка прихлопнет молния, так только случайно и по его же собственной дурости.
— Заткни свой нечестивый рот, ты… — завизжала Мирьям, но продолжения Рас уже не слышал. Он выбежал в дождь и ветер. Рас понесся по холмам, спотыкаясь и поскальзываясь на мокрой траве. Частые сполохи молний освещали путь через преграды — кусты, поваленные стволы деревьев, ручьи — в его неистовом беге. Рас мчался вверх по склону, в джунгли, туда, где жили гориллы.
— Порази меня, ты, большая гиена, там, наверху! — надрывался он, потрясая кулаком. — Давай швыряй свои огненные ножи; посмотрим, сможешь ли пронзить меня своим оружием!
Рас несся дальше, чуть замедляя бег на крутых и скользких склонах. Несколько раз упал на колени, не раз ударился грудью, но поднимался и упрямо стремился вперед.
— Я не боюсь тебя! Моя мать пыталась поставить меня на колени перед тобой! Но я не поддамся! Я сказал «мать»?! Эта темная крошечная образина?! Она не мать мне! Она лгала, что обезьяна, лгала и о том, что родила меня! Как мог я, я — произойти от подобной уродины? Я не сын ей вовсе!
Рас остановился и воздел к небу руки — на этот раз с вопросом, не с вызовом:
— Чей же я сын, наконец?
И ответ последовал незамедлительно. Казалось, Рас должен был немедленно лишиться сознания, даже не поняв, что его поразило.
Но он мог бы поклясться позднее, что не проваливался в черную пустоту ни на мгновение.
Мир вспыхнул ослепительным светом. И Рас оказался в самом центре огня. Его руки, все еще воздетые к небесам, воссияли. Сквозь прозрачную кожу Рас разглядел собственные кости. Он весь был как скелет, объятый голубовато-белым свечением.
Молния, зигзагом скатившаяся с ближайшего дерева, прежде чем скользнуть, подобно змее, в корни, укутала Раса с головой своим саваном.
Малый огненный шарик — последний уголек молнии — занялся у Раса в груди. Шарик разгорался, и в его жаре Рас увидел картины прошлого. Совсем крохотные, они как бы воссоздавались внутренним оком. Вот три светлые нити — водопады; вот голубое пятно — озеро. Словно рука потонувшего черного гиганта — башня. Старая хижина на берегу озера. Семь крохотных обнаженных темных фигурок, пляшущих вокруг хижины.
Это,
Абдул умер от лихорадки. Сару убил Ибрагим, после чего перерезал глотку и себе. Иоханнес утонул в озере. Кокеб исчез, когда Расу исполнилось девять. Скорей всего съеденный леопардом.
Но сейчас они все плясали вокруг огня, сиявшего внутри у Раса. Плясали, корчились, прыгали, скакали на четвереньках, как обезьяны. Которыми они, по их же словам, и были. Пляшите, маленькие черные обезьянки, пляшите!
Рас увидел себя ребенком. Признал по светлой коже, выхваченной лучом света. Мальчуган метал в цель ножи, час за часом. Тренировался в стрельбе из лука. Крутил сальто, ходил по канату, глотал огонь и проделывал великое множество всяческих трюков, которым его научили лилипуты. Это было единственным, что они умели делать хорошо, и им хотелось передать свое искусство мальчику.
Огненный шар стал разрастаться. Сейчас Рас увидел стаю горилл, с которыми жили порою и он с родителями, и Кокеб. Он видел себя карабкающимся по деревьям, скачущим с ветки на ветку, как молодая горилла. Уверенный, бесстрашный, верткий, он был искуснее своих мохнатых длинноруких учителей. И наслаждался своим превосходством.
Долгое время Рас пребывал в уверенности, что и сам он — горилла. Уродливо безволосая, со странной рожицей, уступающая другим во всем, разве что кроме скачек по деревьям, — но горилла. Превосходящая, впрочем, остальных умом, и намного.
Огненный шар, набухая, уже выдавливал Раса из собственной оболочки. Большой сияющий ком толкал сознание во тьму — только неуловимые тени разбегались в стороны.
С вершины башни с кудахтаньем снялась большая Птица. Бог, Игзайбер, сидел на ней верхом. Это был белый человек, очень похожий на самого Раса. Только лицо его, даже когда приблизилось вплотную, оставалось туманным — черты были зыбкими, как у отражения в неспокойной воде.
Затем вдруг у Игзайбера стало сразу два лица. Одно — мужское, лицо Раса, другое — женское, и тоже Расово. При виде их Рас вспомнил, как малюткой мечтал увидеть эти лица; они снились ему постоянно.
Когда Рас очнулся, занимался рассвет. Небо голубело вверху и наливалось багрянцем на востоке. Рас обнаружил, что может шевелить только ресницами. Он лежал на спине на склоне холма; должно быть, при падении кувыркался и лежал сейчас головой к подножию. О прошедшей дождливой ночи напоминала лишь частая капель с ветки — совсем рядом с его головой. Крохотная желтая птичка с алыми перьями хвоста порхнула над ним. Что-то тяжелое заворочалось в кустах неподалеку.
Расу было зябко, но ощущал он холод не кожей — та, казалось, полностью утратила чувствительность. Холод исходил изнутри, из него самого. Огненный шар, остыв, обратился в тяжелый холодный камень, который перекатывался теперь в Расовом теле, точно в желобе.