Властелин воли
Шрифт:
– Я сегодня звонил в Москву, договорился: на той неделе приедет крупный специалист из ЦКБ…
– Пап, подпиши постановление о сносе дачи. – Виктория Иннокентьевна, не докурив сигарету, нервно затушила ее в пепельнице.
– Ты… чего это, Вика? – мэр недоуменно уставился на дочь.
– Ты понимаешь, что, как только мы связались с этой дачей, у нас все пошло наперекосяк.
– Ты с ума сошла, мы туда уже вбухали только своих миллион зеленых!
– Да ладно, папик, не свисти. Еще скажешь, нажитые непосильным трудом…
– Вика,
– Пап, ты знаешь, что о тебе уже говорят по городу? А я знаю. И потом если ты серьезно намерен выдвигаться на должность губернатора, то тебе уже сейчас пора подумать о своем имидже. А эта дача сейчас у всех как бельмо в глазу. Вот мы намеревались в мае поехать в Испанию. И что? Поездочка накрылась! – Виктория Иннокентьевна со злостью посмотрела в глаза отцу. – И кто я теперь? Вдова при живом муже. Через день ходить в больницу с передачками и слышать, как за спиной злорадствуют даже мои бывшие подруги? – Женщина всхлипнула, закрыла лицо ладонями.
– Вика, успокойся, все устроится… – Иннокентий Петрович достал носовой платок, подал его дочери, – ну-ну… не надо, дочь…
– Пап, – Виктория Иннокентьевна с мольбой во взгляде подняла заплаканное лицо к отцу, – ну, ради меня оставь эту дачу, я чувствую, что все это из-за нее. Я тебе потом объясню, просто сейчас мне это трудно осознать.
– Ну, хорошо, хорошо, если ты так против нее настроена… Ну, продадим кому-нибудь, ладно, сколько-то там потеряем…
– Нет, только постановление о сносе как незаконно построенной. – В голосе дочери было знакомое железобетонное упрямство. Давить надо прямо сейчас: уж кого-кого, а своего папика она изучила.
– Ну, ладно, Вика, потом обсудим, иди. У меня дел сегодня невпроворот, день какой-то бешеный…
Выпроводив дочь из кабинета, Иннокентий Петрович подошел к окну, задумался. А может, действительно Вика права? Город ахнет: мэр снес дачу у собственного зятя. А тот, видать, надолго залег. А мне она что, нужна, дача эта? Когда ею заниматься? Славик, его давний друг, из аппарата президента, вчера звонил: если выборы в городе пройдут хорошо, то есть как надо, то дорога для него в кресло губернатора будет расчищена. Вот тогда я развернусь! – Иннокентий Петрович повернулся к портрету Ельцина и подмигнул ему. – А дача… да хрен с ней, с этой дачей, что я, не заработаю, что ли, еще?
Глава VII
Александр Юрьевич Тихорецкий ожидал Пашу-Пианиста в Измайловском парке. В центре Москвы встречу не назначил, чтобы избежать какой-либо случайности. Он прогуливался вдоль аллеи и откровенно наслаждался теплым апрельским солнцем.
С Пашей они виделись давно, года четыре назад. О работе с этим агентом он до сих пор вспоминает с удовольствием. Использовал его в самых острых мероприятиях и в таких ситуациях, когда их лучшие технари пасовали перед, казалось, невыполнимой задачей. А он брался и справлялся с любым заданием безукоризненно. Ни разу за все время, что он с ним работал, он не сделал ни одного прокола.
Особенно запомнилась та операция, по дипломату
Четыре года назад Александр Юрьевич с сожалением сдал Пашу в архив. Это было при Бакатине. В их отдел нагрянула проверка. Проверяющий из Центра, бывший партийный работник, когда ознакомился с личным делом агента, устроил ему и его руководству разнос: «…Нам нужны агенты идейно преданные и политически подкованные, а не уголовники…» Много они сдали тогда хорошей агентуры, а теперь попробуй сейчас, набери таких. Человек, который даже с уважением относится к Конторе, бежит от нас как черт от ладана: грязью поливают все кому не лень! Добром это не кончится!
Павел подошел точно в назначенное время:
– Александр Юрьевич, а вы нисколько не меняетесь: как были молодым и спортивным, так и остались таким…
– Да нет, Паша, меняюсь тоже. Здравствуй, ты-то как?
– Я как все: тружусь по мере своих сил на ниве перестройки социалистического хлева в капиталистический бордель… А вас, я слышал, можно поздравить с повышением.
– Можно, – усмехнулся Тихорецкий, – сейчас на должности начальника отдела.
– Александр Юрьевич, без всякого подхалимажа: рад за вас.
– Спасибо, Паша, но… если честно, все это мелко; у меня к тебе вот что. – Чекист взял Пашу-Пианиста за локоть, приглашая пройтись немного по аллее. – Как ты смотришь на то, чтобы чуть-чуть поработать на державу?
– С вами, Александр Юрьевич, куда угодно! Только скажите!
– Ну, тогда слушай. Пасем мы одного швейцарца. По нашим данным, завтра он должен вывезти самолетом крупную партию необработанных алмазов, где-то полкилограмма. Вся беда в том, что у него иммунитет. Понял меня?
– В тему въехал.
– Брать надо наверняка. В багаже он навряд ли повезет. Скорее всего, будет проносить в плечевой сумке. Твоя задача – только проверить, действительно они у него в сумке или нет. А дальше мы уже сами…
– Александр Юрьевич, так уж ставьте задачу по полной программе: я возьму алмазы, а вместо них подложу, ну, к примеру, стеклянную крошку, вот у него дома харя вытянется…
– Нет, Паша этого ты делать не будешь. Там у нас уже разработан другой вариант.
Александр Юрьевич не стал объяснять своему бывшему агенту, что санкцию на его участие в операции он так и не получил. Более того, всю операцию чекисты проводят на свой собственный страх и риск, так как их куратор из Госдумы запретил им вообще проводить какие-либо операции по гражданам Швейцарии, объясняя это принципом «политической целесообразности».