Властелин времени
Шрифт:
— Напрасно оговариваешь колдуна, старейшина, — возразил, видимо, тот, кого назвали Хоком. — Он отлично предсказывает события по бегу жуков, по полету птиц, по внутренностям белок и зайцев. Разве не он предупредил в позапрошлый солнцекруг, что будет долгая и затяжная зима? Мы бы передохли от холода и голода, если бы не он.
— Все это очень просто, братья, — высокомерно перебил старейшина. — К затяжной зиме печень у белки покрывается салом. Да и у куропаток отрастают чулки на лапках… Я толкую о другом: я хорошо понимаю духов, потому меня надо избрать также и колдуном.
— Может, и так… Только ведь обычай. Предки тоже что-то понимали…
— Что-то, может, и понимали… Только спали на голой земле. Даже хмельное хлёбово не умели готовить из сладких корней. А дело-то простое и приятное…
— Слыхал я, что умели и квасить, и сбраживать, да запрещалось. Хмельной человек теряет голову, не признает ни роду, ни племени, ни закона, ни обычая…
— Так ты хмеля в рот не бери, коли не умеешь владеть собой! — зло оборвал старейшина. — Разболтались не к месту! Где иноплеменник?
— Ушел вперед по этой дороге. Лучше всего его покараулить здесь, — сказал голос. — Хотя я не уверен, что мы поступим по воле богов, если убьем его… Зря думаешь, старейшина, что тонкие шкуры, которые он носит, достанутся тебе. Собрание решит, кому отдать… Скорее всего их наденет охотник Кун или колдун Порей.
— Вот вся наша справедливость, — сказал старейшина. — Один рискует, а достается другому… Когда дойдет до дележа, кричите громче, что надо отдать старейшине, тогда я отплачу вам добром, а если еще выкликнете меня на раздачу добычи и это пройдет, вам будут доставаться самые лакомые куски. И работа — полегче. И почетные пояса с талисманами… Делить между всеми — это уравниловка! У кого заслуг больше, у того и прав должно быть поболее… Придет время, обещаю вам, братья, когда мы будем заставлять работать на себя других людей, или из чужого племени, или глупых и нерадивых из своего, а сами будем только командовать и вкушать радости… Кто умен, тот и силен. Кто силен, за того и боги…
Как ни волновался Иосиф, все же он подумал, что старейшине, пожалуй, удастся разрушить вековые обычаи. Подкупленные и соблазненные им негодяи поддержат его на общей сходке, и если люди, не подозревая о заговоре, отступят от древних установлений, жизнь покатится к неравенству, расслоению и разброду, не станет единства, одни взберутся на шею другим, а если те возмутятся, их убьют, посадят на цепь, в яму, в тюрьму, боги уйдут в храмы, и встанет между людьми и богами каста жрецов, люди будут нести и нести этой касте — в надежде вернуть счастливые времена вольности, но все будет напрасно…
— Мне пора, — сказал старейшина. — Как бы не вызвать подозрения долгим отсутствием!.. Сородичи наши темны и дики, не уважают, как подобает, своих избранников: подозревают и говорят в лицо всякую оскорбительную чушь. И ничего до поры не возразишь. Я слыхал, в каком-то племени старейшину объявили божьим сыном. Он получил право бить палкой всякого, кто ему перечил или докучал, — разумно!..
Старейшина
— Пошел снег, — зевнув, сказал один. — Густые хлопья, как и предсказал колдун Порей. Мороз к утру возьмется крепкий… Не кажется ли тебе, что мы не должны так усердствовать ради старейшины? Растянуться бы сейчас на мягкой шкуре да задать храпака…
— Что сговорено, то сговорено, — возразил другой. — Если мы не исполним его желания, он найдет способ погубить нас… Отправит охотиться в долину тигров и не произнесет нужного заклинания. Или заставит отнести послание в племя кудлатых. Они и слушать тебя не станут, шарахнут по башке и сожрут без соли…
— Потому и не надо поддерживать старейшину, — стоял на своем первый. — Нарушение обычая, если кто-то получает слишком большие права. Тогда не обходится без любимчиков и выслужливых… Если хочешь знать, он негодяй, наш старейшина, его надо бы судить и до смерти забить камнями: поставленный следить за установлениями предков, он подрывает установления. Я собственными ушами слыхал, как он говорил Симху, этому пьянице и лентяю: «Подговори десяток надежных людей, и мы станем независимы от собрания. В случае чего стрекалами образумим строптивых». Посуди сам, разве это не предательство?
— Пожалуй, — согласился второй. — Почему-то теперь все больше раздолья предателям. Рушат порядки отчич и дедич… Разве прежде дрались за жезл старейшины? Нет, не дрались, наоборот, люди упрашивали самых достойных. Старейшина так же охотился и ловил рыбу, так же вымачивал шкуры, чистил пещеру и таскал дрова. А теперь! Теперь за этот жезл тягаются по нескольку бездельников и задавак, пуская в ход пустые обещания и даже подкупы. А почему? Потому что придумали какой-то почет для самого жезла, старейшина теперь только распределяет работы и следит за соблюдением обычаев, не отвечая за их нарушение.
— Верно рассуждаешь, брат… Знай, я того же мнения. Давай изобличим старейшину перед миром.
— Эка куда хватил! Это опасно. А тебя, пожалуй, я изобличу, не обижайся. Уже ясно, что пришлеца ты убивать не станешь, как же мне оправдаться?
— Позволь-позволь, что ты мелешь? Выходит, ты сам бесстыжий человек! Ради выгоды готов поступиться интересами сородичей, так?
— Забери их всех злой дух, надоели! Разве плохо — получить отдельную пещеру? Чтоб всегда сухо, чтоб огонь и чтоб похлебка из вареных хлебных зерен. Как подумаю, душа тает.
— Ну, брат, теперь я вижу, что ты продажная шкура… Можешь идти доносить старейшине, но и я расскажу, что знаю и слышал. Пусть рассудят люди! В конце концов, боги благоволят к нам, пока мы творим добро для сородичей!
Возмущенный общинник пошел прочь. Но не ступил он и шага, как второй бросился за ним — в темноте завязалась драка.
«Мерзавец убьет честного человека…»
— Остановитесь, заклинаю вас! — вскричал Иосиф, выбегая на дорогу.
Сильный удар камнем в грудь опрокинул его на мокрую от снега землю. Вероятно, негодяй целил в голову, но промахнулся.