Властелины Срединной Тьмы
Шрифт:
– Да. Как долго мне придется.., пробыть здесь?
– Сколько понадобится. Но не беспокойся. Когда ты отсюда выйдешь, то не вспомнишь этого даже в страшном сне.
Женщины удалились, и дверь закрылась, навсегда отсекая Сон Чин от прежней жизни.
Некоторое время она сидела и злилась, сознавая полную свою беспомощность. Здесь все было отработано, их методы отшлифовывались столетиями, и, что хуже всего, они действительно могли с ней сделать почти все что угодно, потому что, как справедливо заметила начальница, потом она ничего не будет помнить и даже не сможет никому пожаловаться. Теперь ей стал понятен смысл этой странной униформы: даже если кому-то удастся бежать во время перевода в медицинскую
Больше всего ее выводило из себя то, что ее собственный компьютер находился совсем рядом – какая-нибудь сотня метров вверх и еще с километр в сторону. Если бы только удалось туда добраться, ситуация моментально бы переменилась. "Если, если, если", – сердито подумала она. Если бы кое-кто придержал свой длинный язык и подумал бы хорошенько, как добраться сюда и кое-что закончить… Если бы она не вела себя настолько сумасбродно, что даже мать увидела в ней угрозу… Сон Чин великолепно умела обращаться со всякой электроникой, но понимала, что обращаться с людьми она не умеет совсем. До сих пор она только господствовала и управляла. Ей не было необходимости беспокоиться о других людях.
И вот результат. Она тщательно осмотрела свою камеру, сантиметр за сантиметром, пока не нашла маленькое темное пятнышко в одном из углов, чуть ниже светильника. Видеодатчик. И несомненно, он здесь не один. Где-то, может быть, совсем рядом, кто-то сидит в удобном кресле и разглядывает ее трехмерное изображение, а может быть, записывает его и анализирует каждое движение с помощью компьютерного психоанализатора. За всю свою жизнь Сон Чин не чувствовала себя такой беззащитной и униженной; она ненавидела весь мир, а больше всего – своего отца, который послал ее в этот ад. Она была для него лабораторным животным, и не более того. Домашняя утка, которую балуют и оберегают – пока не придет время официального обеда. И разница, единственная разница, состояла лишь в том, что утка не знает – и не может знать – что ее ждет. Но Сон Чин понимала, что это небольшое различие ничуть не беспокоит ее отца.
Одиночество и отсутствие внешних раздражителей заставили ее почти полностью потерять ощущение времени, но наконец дверь открылась и вошли две надзирательницы: одна принесла еду, а другая – устрашающего вида дубинку, которая, как предупредили Сон Чин, причиняла сильнейшую боль, но не оставляла на теле никаких следов. Еда состояла из большой чашки совершенно разваренного риса с какими-то ошметками, которым полагалось сойти за овощи. Палочек для еды ей не дали, и – еще одно унижение – пришлось есть руками. В первый раз она смогла съесть совсем немного, а все остальное сразу унесли, и она вновь осталась в бесконечном, как ей показалось, одиночестве. Однако через несколько кормежек она уже стала есть больше и даже с нетерпением ожидала следующего раза – не из-за чувства голода, но потому, что, как ни грубы и немногословны были охранницы, они все-таки нарушали однообразие, это было хоть какое-то человеческое общество.
Постепенно камера и однообразное существование остались единственной реальностью, а прежняя жизнь и семья стали казаться бесконечно далекими.
Но вот как-то раз дверь открылась, но еды ей не принесли. Сон Чин заставили встать, одели в больничный халат, сковали руки и ноги и вывели в коридор. Чувствуя необъяснимую апатию и отстраненность, она покорно поплелась за своими тюремщиками.
Ее привели в лабораторию, где сделали инъекцию меченых атомов, а потом, уже в другом помещении, провели анализы. Сон Чин не могла припомнить, чтобы ее здоровье когда-нибудь исследовали так дотошно. После этого ее отвели назад в камеру и покормили. Эти процедуры повторялись несколько раз, иногда после еды – видимо, для того чтобы
Наконец проверка закончилась, и в следующий раз ее привели в другую лабораторию, где уложили на кушетку и надели на голову какой-то прибор. Потом сверху спустился манипулятор, и начались странные вещи. Механическая рука щекотала ей соски и другие эрогенные зоны, и она ощущала нажатия и легкие покалывания – причем в самых неподходящих местах. Потом появились люди и, не слушая ее протестов, вымыли девушку и отвели туда, где ей предстояло умереть заживо.
Ее сопровождали уже знакомые женщины в белом, но, когда они пришли туда, оказалось, что предыдущая операция еще не закончена. На кушетках лежали два мальчика, а над ними, под присмотром техников, плавно двигались какие-то приспособления. Оглядевшись, Сон Чин увидела в операционной немало знакомых вещей. Разумеется, в медицинском оборудовании она разбиралась неважно, но компьютерные терминалы полностью отвечали стандартам, принятым в Центре. Чуть в стороне она заметила полный комплект ментопроцессоров самого последнего образца. "Добраться бы до них хоть на пять минут, – с тоской подумала она, – и у меня еще был бы шанс!"
– Могу ли я почтительно спросить, – прошептала Сон Чин начальнице охраны, – кто эти мальчики и в чем они провинились?
К ее удивлению, охранница ответила:
– Это мальчишки из ячейки техов. Единственные уцелевшие. Из них вытянули все, что можно, и теперь их отсылают на Мельхиор. Радуйся, цветочек, что ты не на их месте.
Мельхиор… В беседах отец иногда упоминал это слово. Тюрьма, из которой нет возврата, управляемая не Главной Системой, а Консилиумом Земли, в который входил и отец Сон Чин. Поговаривали, что там проводятся несанкционированные эксперименты над людьми. Расположена она была в космосе, внутри одного из астероидов. В космосе…
– Мы не можем торчать тут весь день, – проворчала одна из охранниц. – Давайте зафиксируем ее и оставим. Этих докторов всегда приходится ждать до бесконечности.
Начальница кивнула. Сон Чин усадили в удобное кресло и, сняв кандалы, подключили к компьютеру безопасности.
– Важность объекта один девять семь семь, – сказала начальница в микрофон на панели компьютера. – Зафиксирован в кресле номер два только для доктора Вана или для лица, обладающего старшим кодом безопасности.
– Подтверждаю, – ответил компьютер удивительно четким, но абсолютно лишенным выражения голосом. Из кресла выдвинулись зажимы и обхватили запястья, лодыжки, талию и шею Сон Чин.
– Доктор навестит тебя, как только освободится, цветочек, – сказала начальница на прощание. – Сиди, успокойся и смотри.
Охранницы ушли. Скосив глаза, Сон Чин поглядела на техников, занятых мальчиками. Если бы только они закончили до прихода доктора! Это был ее единственный шанс, и она нервничала, боясь упустить его, хотя еще не придумала, что будет делать дальше.
Маленький, щуплый человечек с седой клочковатой бородкой вошел в операционную и воззрился на техников.
– Пока что оставьте их. Они никуда не денутся, – сказал он. – У меня есть более важная работа. Считывание можно выполнить автоматически, а когда оно закончится, я вас позову.
– Как пожелаете, почтенный доктор, – ответил один из техников. Они еще раз проверили показания приборов и вышли.
Доктор Ван подошел к Сон Чин и одарил ее дружеской улыбкой:
– Добрый день. Понимаю ваше состояние, но прежде чем вы избавитесь от нас, пройдет немало дней. Я доктор Ван, начальник здешнего психохирургического отделения. Для меня большая честь работать с вами.
Сон Чин потрясенно уставилась на него. Он говорил так, словно ему предстояло всего лишь вправить вывихнутую лодыжку или наложить шину на сломанную руку.