Влажные Области
Шрифт:
Возможно, не все знают, что такое трещина в заднем проходе. Это
царапина или резаная рана, тоненькая как волосок, на коже анального отверстия.
А если этот небольшой открытый участок кожи еще и воспален, что, к сожалению,
там, внизу, вполне вероятно, то это причиняет адскую боль. Как мне сейчас.
Анальное отверстие постоянно движется. Когда разговариваешь, смеешься,
кашляешь, ходишь, спишь и, прежде всего, когда сидишь на унитазе. А вот
знаю с тех пор, как оно начало у меня болеть.
Вздувшийся геморрой очень сильно давит на мой порез бритвой, из-за чего
рана разрывается, и это причиняет мне все бОльшие боли, чем раньше. С
перерывом. На втором месте боль, которую я почувствовала, когда мой отец
заехал мне по всему позвоночнику крышкой багажника нашей машины –
рататататат – захлопнул со всей силы. И на третьем месте боль, когда я вырвала
пирсинг из соска, снимая кофту. Из-за этого мой правый сосок выглядит теперь
как язык змеи.
Вернемся к моей попе. Из школы я кое-как добралась до больницы – боль
была неимоверной. И каждому доктору, который изъявил желание, показала свою
рану. Меня сразу положили в колопроктологическое отделение, или оно
называется терапевтическое отделение? «Терапевтическое» звучит лучше, чем
отделение задниц. Просто многие не хотят, чтобы другие завидовали. Может
быть, словом «терапевтический» обобщают. Я потом спрошу, когда перестанет
болеть. В любом случае, сейчас мне больше не надо двигаться, и я лежу в позе
эмбриона. Юбка задрана, трусы спущены, задницей к двери. Чтобы каждый, кто
заходит, сразу был в курсе, в чем тут дело. Должно быть, там все очень
воспалено. Все, кто заходит, говорят: «Оо».
И говорят что-то о гное и о волдыре, сильно наполненном кровью, который
торчит из анального отверстия. Я себе представляю это так: волдырь выглядит
как кожа на шее тропических птиц, когда они вдыхают очень много воздуха,
чтобы проявить свою симпатию. Блестящий красно-синий напряженный мешок.
Приходит другой проктолог и лаконично говорит: «Здравствуйте, меня зовут
профессор Нотц».
А потом он что-то засовывает мне в анальное отверстие. Боль пронзает все
тело. Я почти теряю сознание. Когда боль немного отступает, я чувствую, как что-
то лопнуло и потекло. Я кричу: «Ай, предупреждать надо, пожалуйста. Что это
было, черт возьми?»
Он отвечает: «Мой большой палец. Пожалуйста, извините, но за большим
волдырем мне ничего не было видно».
Оригинальный способ представиться!
«Ну? Что Вы видите теперь?»
«Мы сейчас
утром?»
«Да Вы что? При таких-то болях?»
«Хорошо, тогда полный наркоз. В таком состоянии так лучше».
Я тоже рада. Я не хочу присутствовать на таких мероприятиях.
«А что конкретно Вы будете делать на операции?»
Этот разговор уже начинает напрягать меня. Сложно сконцентрироваться на
чем-либо другом кроме боли.
«Мы удалим Вам воспаленные участки кожи вокруг поверхностной трещины
в форме клина».
«Это мне ни о чем не говорит: в форме клина. Вы можете мне это
нарисовать?»
Видимо, профессора Нотца нечасто просят набросать эскизы его
оперативных намерений. Он хочет уйти, смотрит на дверь, почти неслышно
вздыхает.
Потом он все же достает из нагрудного кармана серебряную ручку.
Выглядит тяжелой. Кажется, она дорогая. Он осматривается в поисках листа
бумаги. Я не могу ему помочь. Надеюсь, он этого и не ждет. Любое движение
причиняет мне боль. Я закрываю глаза. Что-то шуршит, и я слышу, как он откуда-
то вырывает листок бумаги. Мне надо снова открыть глаза, с нетерпением жду
этого рисунка. Он держит лист на ладони и что-то рисует на нем ручкой. Потом он
показывает, что получилось. Я читаю: савойская капуста со сливками. Такого нет.
Он вырвал листок из меню. Я переворачиваю листок. Он нарисовал круг, должно
быть, это мое анальное отверстие. А в круге острый треугольный разрез, как
будто кто-то стащил кусочек торта.
Ах, вот оно что! Спасибо, господин Нотц. А Вы никогда не думали стать
художником? С таким-то талантом далеко бы пошли. От этого рисунка вообще
никакого прока. Мне это ничего не даст, но вопросов я больше не задаю. Он не
хочет помочь мне прояснить ситуацию.
«А Вы можете заодно удалить «цветную капусту»?»
«Без проблем».
Он уходит, оставляя меня в луже из жидкости от кровяного волдыря. Я
одна. Я боюсь операции. Полный наркоз вызывает у меня такое чувство, как будто
каждый второй пациент после операции больше не просыпается. Но, несмотря на
это, я иду на операцию, поэтому считаю себя очень мужественной. Потом
приходит анестезиолог.
Тот, кто делает наркоз. Он садится прямо у изголовья на очень низкий
стул. Он говорит очень мягко и намного больше, чем профессор Нотц, – понимают
ту неприятную ситуацию, в которой я оказалась. Он спрашивает, сколько мне лет.