Влечение
Шрифт:
Всех, кроме голода.
Вампир во мне умирал от голода. Челюсти горели так, что я плакал бы, если б мог. Я мог думать только о крови. Я вспоминал каплю крови, похожую на драгоценный камень, на порезанном пальце Келли. Дымный привкус крови одной из первых моих жертв Клементины Хэйверфорд. Отца, умиравшего на полу кабинета, и лужу крови, растекавшуюся вокруг него, похожую на жадные ищущие пальцы, красящую все вокруг в глубокий красный цвет. Все сводилось к крови. Вампиры — это просто воплощенный голод, мы созданы только для того,
Кровь…
Кровь…
Кровь…
Кровь…
Я снова и снова повторял это слово, как привязавшуюся песню. Оно захватило все мысли, пропитывало все воспоминания своим убийственным запахом.
А потом со мной заговорил очень знакомый голос.
— Здравствуй, Стефан.
— Катерина? — с трудом каркнул я.
Я сумел повернуть голову и увидел ее, раскинувшуюся на шелковых подушках. Она выглядела так же, как в ночь охоты, пока ее не убили, — красивая и почти обнаженная; полные губы кривились во всезнающей улыбке.
— Ты… жива?
— Тссс, — она наклонилась и потрепала меня по щеке, — ты плохо выглядишь.
Я закрыл глаза. Пьянящий запах лимона и имбиря окутал меня — такой знакомый и почти осязаемый, что у меня закружилась голова. Она, должно быть, недавно ела, потому что жар, исходивший от ее кожи, грел ледяную могилу.
— Я хочу помочь тебе, — прошептала она, приблизив свои губы к моим.
— Ты. Виновата, — выдохнул я.
— Стефан, — поморщилась она, — ты не такой усердный, как твой брат, но ты вовсе не был инструментом…
Чтобы подчеркнуть свои слова, она наклонилась и прижалась мягкими губами к моей щеке. И еще раз… и еще… губы спустились до шеи. Она дразнила меня, касаясь кожи кончиками клыков.
Я застонал. Голова шла кругом.
— Но ты сгорела, — пересохшие губы не слушались, — я видел церковь.
— Ты желаешь моей смерти? — Ее глаза вспыхнули. — Хочешь, чтобы я сгорела, чтобы лежала в земле кучкой пепла, просто потому, что ты не смог меня спасти?
— Нет! — запротестовал я, пытаясь оторвать ее от своей шеи. — Ты превратила меня в чудовище.
Она смеялась легко и мелодично, как колокольчик, который мама повесила в дверях Веритас:
— Чудовище? Господи, Стефан, однажды ты поймешь, что ты был прав тогда, в Новом Орлеане. Это дар, а не проклятие.
— Ты сумасшедшая. Как… Клаус.
Она выпрямилась. Вокруг янтарных глаз пролегли морщинки, а нижняя губа задрожала:
— Как ты узнал о К…
Дверь склепа разлетелась на тысячу осколков камня и дерева, как будто в нее выстрелили из пушки.
Я закрыл лицо руками — свет обжигал, как кислота. Когда я снова открыл глаза, Катерина исчезла, а в развороченном дверном проеме маячила расплывчатая фигура в черном, осиянная жестоким светом.
— Клаус? — прошептала Лекси в ужасе, сжимая мою руку.
— Простите,
— Дамон! — Я попытался сесть.
— Стефан, тебе не кажется, что пора уже перестать ждать, когда придет старший брат и тебя спасет?
Он вошел внутрь, схватил меня за запястье и выкинул из склепа. Я врезался в противоположную стену и обрушился на мраморный пол. С Лекси Дамон обошелся аккуратнее, но ненамного. Она приземлилась рядом со мной — невесомое тело, неуклюже разбросавшее ноги.
Пыль и каменная крошка висели туманом в воздухе. Я моргнул, пытаясь сориентироваться среди одинаковых стен.
— Держи, — Дамон протянул мне серебряную фляжку, — без этого вы не убежите.
Я приложился к горлышку фляжки. Кровь. Сладкая, сладкая кровь. Внутренний голос кричал, что кровь человеческая, на я залил его глотком густой жидкости. Я пил и пил ее и закричал, когда Дамон отобрал у меня фляжку.
— Оставь немного для леди.
Лекси пила жадно и тихо, кровь капала с подбородка и размазалась вокруг губ. Кожа, высохшая и побледневшая, как у старухи, налилась жизнью, стала розовой и гладкой.
— Спасибо, парень, — выдохнула она, — мне это было нужно.
Как лампа заливает погреб светом и теплом, Сила потекла по телу, возвращая мне чувства, наполняя меня легкостью, которой я не чувствовал с того момента, как начал питаться животными.
Когда зрение вернулось в норму, я чуть не задохнулся. За Дамоном стояла черноволосая женщина. Одна ее рука касалась виска а вторая была сжата в кулак. Глаза были закрыты, а все тело слегка дрожало. Как будто ей было очень больно, а на месте ее удерживали мучения одновременно духа и тела.
Маргарет.
Она была не одна. Перед ней на полу извивался от боли еще один человек, и я в ужасе понял, что мучили не ее. Что это она мучила кого-то. Люция. Сверхвампира, такого могущественного, что он стал личным слугой Клауса, демона пришедшего прямиком из ада. Люций убил целую семью, поймал меня и Лекси, как мышей. И он сжимал голову руками и кричал так, что вся часовня тряслась.
— Это Маргарет? — ошарашенно спросил я.
Дамон поднял меня и толкнул к двери.
— Мы не можем ее бросить!
— С ней все будет хорошо.
— Но…
— Все вопросы потом! Беги!
И, еще раз взглянув на женщину, которая бросила к своим ногам сам ад, я выбежал из своей тюрьмы под лунный свет.
28
Мы втроем выбежали из часовни и, покинув поместье Ричардсов, оказались в лесу. Подлесок опутывал ноги, пока мы бежали вниз с холма по сырой земле, а высокие сосны закрывали от нас лунный свет, пробивавшийся сквозь облака. Если бы мы были людьми, то оскальзывались бы и падали на гниющие листья. А, не видя ничего дальше ярда перед собой, влетели бы в какое-нибудь огромное дерево.