Влечение

Усачева Елена Александровна

Ничего. Все та же хмарь, все те же облака. Но где-то там ходил Макс… Я не могла о нем не думать. Не вспоминать его глаза, его улыбку, его настороженный взгляд. К вечеру стало понятно, что я влюбилась. Влюбилась окончательно и бесповоротно. Мне уже не нужны были объяснения ни его непонятных исчезновений, ни фантастических бойцовских талантов. И даже перчатки на руках меня не удивляли. У каждого человека есть своя тайна.

И еще мне казалось, что я ему тоже небезразлична. Даже если на детской площадке мы столкнулись случайно, то вчера он пришел специально. Пришел предупредить, чтобы я не ходила

на улицу. Зачем? Почему? Не важно. Главное, он пришел ко мне!

Звонил Пашка, предлагал пойти погулять. Маркелова звала смотреть новый фильм – что-то про вампиров. Я всем отказала. Макс велел не выходить, и я буду дома. Может быть, таким образом он намекнул, что зайдет ко мне?

День тянулся бесконечно, но вот и он закончился. Спать не хотелось, но надо было лечь, иначе я всю ночь пробегаю из угла в угол.

Макс, драка, собаки… Я прокручивала в голове одни и те же доказательства его интереса ко мне и довела себя до того, что убедила в обратном. Если бы я была ему интересна, он бы как-нибудь проявился. Раздобыл бы телефон, любым другим способом дал о себе знать. Но он молчит. Или он звонил, когда я болтала с Леркой?

Спросонья натыкаясь на стены, я в который раз отправилась проверять аппарат. Телефонный гудок был неприятен, от него становилось холодно. Я положила трубку и побрела обратно. Странно, но мне не было страшно, хоть квартира и тонула в темноте. Мне было обидно, что время идет, а я так и не знаю – любят ли меня.

В воскресенье утром я встала с мыслью о том, что много думать вредно. Ничего, кроме больной головы, это не дает. Нет никакой любви, со стороны Макса нет никакого интереса ко мне. Есть просто странный парень. Холодный, отстраненный. И больше ничего. Он так же холоден ко мне, как и ко всем остальным. Со всеми галантен и всех держит на расстоянии. Готов спасти каждого, кто сунется в пасть к дзюдоистам. Мне помог, а Малинину бы бросил? Помог бы тоже. Какая любовь осенью? Больной осенью, в сумрачное время жизни…

А что, если они и правда уехали? Кому понравится драка, вот они и перебрались в другое место. Взяли свое пианино под мышку и ушли. Или привязали к пианино веревочку и покатили его по улице. На ухабах инструмент позвякивал, выдавая жалобное «до». Или «соль». Какая там из нот самая печальная?

Эта мысль развеселила меня, и на конюшню я приехала в хорошем настроении. Полчаса на электричке, двадцать минут на автобусе, и в любую погоду я здесь.

От дверей конюшни тянет знакомым тяжелым запахом навоза. Лошади фырчат и тянут морды за угощением.

Крайний от двери денник – там стоит Мамай, низенький конек-горбунок с коротко стриженной гривой. Пока его не позовешь, будет демонстративно поворачиваться к тебе задом. В следующем деннике высоченный рысак Ося. Завидев меня, принимается бить передней ногой в дверь, требуя сахара. Он местный любимец, поэтому все угощение в основном достается ему. Командор делает вид, что равнодушен к вошедшему. Косится большим темным глазом. Кажется, вот-вот заснет. Но только до тех пор, пока его не выведут на улицу. Почуяв свежий воздух, он преображается. Начинает весело взбрыкивать, грызет удила, вертится, не дает нормально сесть. Знак отличия на конюшне – свалиться с Командора. Несложный трюк – он обожает

хулиганить, ссаживая седока на землю.

Я тоже падала. На моем счету три полета. Специалисты утверждают – чтобы стать профессионалом, надо упасть десять раз. Честно говоря, снова падать не хочется, для моего опыта и трех раз достаточно.

Следующий денник, там рыжий Гриша, терпеливый и послушный. Не любит он только машины. Пока с ним доберешься до леса, намучаешься, снося все его скачки и взбрыкивания при виде железных монстров.

И наконец, Вердер. Высокий белый рысак в серую гречку. Самый быстрый конь на конюшне. И мой любимец. Когда на нем летишь галопом, сердце готово выскочить из груди от восторга – такую скорость он развивает.

Я потянула на себя дверь конюшни, готовая принять знакомые звуки и запахи, но уже с порога поняла: творится что-то неладное.

Все пять лошадей метались по своим загончикам, тревожно вскрикивая и взбрыкивая. Над денниками носились крики девчонок, пытающихся привести коней в нормальное состояние.

– Чего это с ними? – выудила я из денника с Мамаем старшую по конюшне Оксану.

– А кто их знает? – Взгляд Оксаны был уставшим. – Меня ночью сюда вызвали. Сторож позвонил, сказал, что лошади бунт подняли. Командор с Осей через решетку сцепились. У одного спина прокушена, у другого ноги сбиты. У Мамая царапина на крупе. И у всех вид, будто к ним сюда волки заглянули.

Как сюда мог кто-либо попасть? Тяжелая металлическая дверь, забранные решетками небольшие окна. Только если с чердака… Но кроме мышей, оттуда пробираться некому. А к мышам наши коняшки равнодушны…

Лошади продолжали тревожно ржать. Я посмотрела в перепуганные глаза Мамая и поежилась. Что могло так напугать лошадей?

– Седлай Вердера и уходи одна. – Оксана с тревогой прислушивалась к продолжавшейся перебранке между Командором и Осей. – Может, хотя бы в лесу он успокоится.

Я прошла мимо беснующихся лошадей и остановилась около крайнего денника. Вердер недовольно покосился на меня и поджал уши. Запор под моей рукой неприятно лязгнул, отчего конь попятился, приседая на задние ноги.

– Ну, ну, – похлопала я по лошадиной шее, – все хорошо. Не бойся.

Мои слова Вердера не успокоили, он стал теснить меня крупом, прижимая к стенке денника.

– Хорош! – Удар получился хлесткий. Вердер замер, приподняв заднюю ногу.

– Справишься? – за решеткой показалось встревоженное лицо Оксаны.

– Справлюсь, – пообещала я сквозь сжатые зубы. Чтобы я да не оседлала лошадь? В жизни такого не было!

Я сняла с крючка недоуздок и пошла к Вердеру. Сначала его надо было почистить.

Сложнее всего оказалось надеть уздечку. Белый великан еще больше задирал голову, норовя укусить меня. Я всю руку отбила о его упрямую морду, и когда наконец вывела на улицу, чувствовала себя притомившейся.

– Давай на часик, не больше. А мы тут попробуем порядок навести, – выскочила проводить меня Оксана.

Поначалу Вердер упирался, каждый шаг воспринимая как личный подвиг, но в лесу осмелел, перешел на размашистую рысь, и я довольно заулыбалась.

Ничто не может сравниться с верховой ездой. Шаг коня плавен, копыта бесшумно ступают по опавшей листве. Лес полон сырости и запахов…