Влечение
Шрифт:
Не отвечая, Ив отвернулся к окну. Интересно, поведет ли себя Катрин так же великодушно и благородно по отношению к Софи, когда узнает о вазе? Вряд ли...
— Дело не только в том, что она скрыла от меня свое родство с Фернаном, — нехотя выдавил он. — Имеется еще одно... обстоятельство... — Он на мгновение замолчал, но потом решительно повернулся лицом к Катрин. —У Софи севрская ваза Батистена. Я видел ее собственными глазами, Катрин. Об ошибке не может быть и речи. Ведь это я оценивал ее недавно. Тем не менее Софи утверждала, будто ваза принадлежала ее семье. Даже она поняла, что смешно думать, будто такая вещь могла принадлежать Фернану. Это невозможно.
— Возможно, она искренне верит в это,— неуверенно предположила Катрин.
— Но почему, почему она продолжает верить после того, как я сказал, что это не так? И даже после того, как я сообщил ей имя настоящего владельца!
— О Господи! — воскликнула Катрин. — Мне так жаль, Ив. Не знаю, что сказать. Софи показалась мне такой милой, такой искренней. Вы созданы друг для друга. Быть может, тебе следует поговорить с ней еще раз?
— Зачем? — вскинулся Ив. — Чтобы услышать еще одну ложь? — Он печально покачал головой.— В любом случае теперь уже слишком поздно. Я позвонил в полицию и рассказал им о вазе. Я должен был так поступить,— быстро добавил он, увидев, как изменилась в лице Катрин. — И ты это знаешь.
— Да, знаю,— тихо подтвердила Катрин.— Но не уверена, смогла бы я поступить так.
— Через полчаса они за мной заедут. В полиции хотят, чтобы я поехал с ними и официально опознал вазу.
— Мне так жаль, — повторила Катрин.
— А мне-то как жаль, если б ты знала,— зло ухмыльнулся Ив.
Они обсудили деловые проблемы, хотя Иву явно было не до того. Катрин собралась уходить.
— Я надеюсь, все это не пойдет дальше тебя и Доминика,— тихо попросил Ив.— Я имею в виду вазу.
— Разумеется. Можешь не сомневаться, — заверила его Катрин.
— Рано или поздно это все равно выплывет наружу, но пока... Представляешь, как я буду выглядеть во всей этой истории?
— А я все же продолжаю надеяться, что случившемуся существует какое-то иное объяснение, — еще раз попробовала успокоить его Катрин, но Ив только криво усмехнулся.
— Спасибо тебе. Это очень благородно с твоей стороны, но мы оба знаем правду. У семьи Софи не могло быть такой вещи. Подумай сама. Эта ваза уникальна. Мелкий фермер вроде прадедушки Софи никогда не смог бы себе позволить, да и не захотел бы купить такую вазу. Это слишком дорогая и изысканная вещь. По словам Батистена, она досталась Гренье в те времена, когда один из них женился на графской дочке. Ваза числилась среди ее приданого и с тех пор переходила из поколения к поколению.
— Так-то оно так, — покачала головой Катрин. — Но знаешь, когда-то, очень давно, я слышала смутные слухи о том, что было две вазы. Не помню только, кто об этом говорил.
— Было две вазы? — с внезапно вспыхнувшей надеждой переспросил Ив. Но тут же помрачнел. — Ты хочешь меня утешить. Спасибо тебе, но это невозможно. Если бы было так, Батистен обязательно упомянул бы об этом, когда мы с ним рассматривали вазу. А он ничего не сказал.
— Ты ведь знаешь Батистена, — возразила Катрин. — Он часто поступает весьма своеобразно. А в том, что касается истории его семейства, он не всегда бывает откровенен. Он считает своего отца образцом добродетели, но Доминик говорил мне, что его дед был далеко не таким. — Катрин умоляюще взглянула на Ива. — Послушай, постарайся понять Софи. Поговори с ней еще раз. Мне невыносимо думать о том, что ей приходится переживать.
— Это бессмысленно,— покачал головой Ив. — Мы наговорили друг другу слишком много лишнего.
Хотя Софи, в отличие от Ива, не пыталась утопить свое горе в вине, но спала она еще хуже, чем он. Вернее, совсем не спала. Как она ни старалась заставить себя думать о чем-то другом, мысли ее упрямо возвращались к тому, что с ней произошло.
Теперь было уже слишком поздно раскаиваться в том, что она с самого начала не призналась Иву, кем приходится ей Фернан Рулен. Поступи она таким образом, Ив отверг бы ее с самого начала и не дал бы ей возможности так безоглядно влюбиться в него. Тогда ей, наверное, было бы легче. Мучительнее всего было думать о том, что он совсем не любил ее. Иначе он хотя бы выслушал ее, позволил бы ей все объяснить. Но ему это было ни к чему. Похоже, ему просто был нужен любой предлог, чтобы прекратить их отношения.
Измученная этими бесконечными и к тому же совершенно напрасными размышлениями, Софи едва дождалась утра. Как только рассвело, она вскочила с тахты, умылась ледяной водой, натянула джинсы и водолазку и, не проглотив ни кусочка, вышла из дома. Она бродила по городу несколько часов, не останавливаясь ни на минуту, и опомнилась, лишь когда обнаружила, что бредет по аллее, обсаженной кипарисами, среди которых виднеются какие-то саркофаги. Оказалось, что она забрела на место, где когда-то располагался некрополь.
Софи чуть не падала с ног. Она поняла, что если сейчас же не повернет к дому, то просто рухнет на землю от слабости. Недостойно так вести себя, подумала она. Ив не стоит таких мучений. Собравшись с силами, она повернула к дому и долго еще шла, заставляя себя держаться уверенно.
Когда же впереди показался дом Рулена, сердце ее чуть не остановилось. У дома стояла полицейская машина. Ее ждали. До этого мгновения. Софи не верила, что Ив все-таки поступит так, как пообещал. Она считала, что это были пустые угрозы, сказанные сгоряча. Теперь в ней будто что-то умерло. Но она гордо подняла голову и, стараясь скрыть тревогу, решительно направилась к машине.
У машины стояли двое мужчин — полицейский инспектор и Ив Каррер. Софи окинула Ива презрительным взглядом и прошла мимо него к полицейскому, не заметив, как потрясло Ива ее осунувшееся бледное лицо с лихорадочно горевшими глазами. Ив машинально шагнул к ней, испытывая нестерпимое, но абсолютно иррациональное желание защитить ее. Но Софи, держась так, будто его здесь и не было, уже подошла к полицейскому.
— Мадемуазель Дюфур? — спросил инспектор строгим тоном.
Софи кивнула, и он двинулся вслед за ней к дому. Войдя в гостиную, инспектор огляделся, увидел по-прежнему стоявшую на столе бледно-розовую вазу и, вероятно, несколько удивился. Обычно краденое не выставляют напоказ. Откашлявшись, инспектор сказал:
— Прощу прощения, мадемуазель, но, по поступившим к нам сведениям, эта вещь, — он указал на вазу, — возможно, является краденым имуществом.
— Ваши сведения ошибочны, — ответила Софи, стараясь не глядеть на Ива и не утратить достоинства. — Эта ваза принадлежала моей прабабушке.
— Допустим, — кивнул полицейский. — Можете ли вы представить доказательства своих прав на эту вазу?
Разумеется, никаких доказательств у Софи не было. Только слова матери. Поверит ей полицейский или нет, она должна все объяснить ему. Почти физически ощущая устремленный на нее сзади насмешливый взгляд Ива, она твердо проговорила: