Влияние морской силы на историю 1660-1783
Шрифт:
Невероятно, чтобы Сюффрень впал в заблуждение в сторону излишней осторожности. Напротив, наиболее отличительный его недостаток как главнокомандующего состоял в горячности, которая при виде неприятеля переходила в резкое нетерпение и увлекала его иногда в бой слишком поспешно и не в надлежащем строе. Но если в деталях управления боем, в своих тактических комбинациях, Сюффрень и терпел неудачи вследствие своей пылкости и неисполнения долга со стороны большей части командиров кораблей, то в общем ведении кампании, в стратегии, где личные качества главнокомандующего и сказываются главным образом, его превосходство было очевидно и венчалось блестящим успехом. Там пылкость его выказывалась в энергии, неутомимой и заразительной. Страстность его горячей провансальской крови преодолевала затруднения, создавала ресурсы из ничего и чувствовалась на каждом корабле, бывшем под его командой. Нет военного урока более поучительного и более продолжительного значения, чем быстрота и сообразительность, с которыми он, не имея ни порта, ни припасов, постоянно держал в готовности к бою свой флот, пока его медлительный противник мелочно копался над своими исправлениями.
Сражение принудило англичан оставаться бездеятельными в течение шести недель, пока Monmouth был окончательно исправлен. К несчастью, положение Сюффреня не позволяло ему сейчас же начать наступательные действия. У него не хватало людей, провизии и, особенно, запасного рангоута и такелажа. В официальном письме после сражения он писал: "Я не имею запасных материалов для исправления
Между тем Хьюджес, поставив временные мачты на Monmouth, ушел в Тринкомали, где исправлялись другие повреждения на его эскадре и где были высажены на берег больные; но очевидно, что, как это было выше уже упомянуто, англичане владели портом еще не достаточно долго для того, чтобы оборудовать его и завести там склад необходимых припасов, так как он говорит: "я буду в состоянии поставить новые мачты на Monmouth из запасного рангоута нескольких кораблей". Несмотря на то, его средства превосходили те, которые имелись в распоряжении его противника. В течение стоянки Сюффреня в Транкебаре, затруднявшей для англичан сообщения между Мадрасом и Тринкомали, Хьюджес все еще оставался спокойно в последнем порту, отплыв в Не-гапатам только 23-го нюня, днем позже того, как Сюффрень достиг Куддалора. Враждебные эскадры, таким образом, опять сблизились, и Сюффрень поспешил с приготовлениями к атаке, как только услышал, что противник находится там, где можно застичь его. Хьюджес ожидал его.
Прежде своего отплытия, однако, Сюффрень нашел случай написать домой: "Со времени моего прибытия на Цейлон - частью при помощи голландцев, частью благодаря взятым нами призам - эскадра снабжена на шестимесячную кампанию в море; а запасом пшеницы и риса я обеспечен более чем на год". Это приобретение было справедливым источником гордости и довольства собою. Без порта и лишенный средств, французский коммодор обеспечил себя лучше, чем его противник, к услугам которого были транспорты и торговые суда. Такой результат был следствием находчивости Сюффреня и деятельности его крейсеров, вдохновлявшейся им самим. А между тем у него было всего только два фрегата, - класс судов, на который адмирал должен, главным образом, опираться в таких хищнических военных действиях. 23-го марта, как провизия, так и другие запасы его были почти на исходе. Шесть тысяч долларов деньгами и провизия конвоировавшихся им судов были его единственными средствами. С тех пор он выдержал суровый бой, имевший последствиями огромную убыль в команде, порчу такелажа и расход боевых припасов. После этого боя 12-го апреля у него оставалось пороху и снарядов только для одного такого же сурового боя. Три месяца спустя он уже мог донести своему начальству, как выше упомянуто, что может оставаться в море еще шесть месяцев без дальнейших снабжений. Таким результатом он был обязан всецело самому себе, своей самодеятельности и, можно сказать без преувеличения, великому уму. Этого не ожидали в Париже; напротив, там полагали, что эскадре придется возвратиться для пополнения всего необходимого к Иль-де-Франсу. Не думали, чтобы было возможно обеспечить удовлетворительные условия у враждебного берега, так далеко от ближайшей базы. Сюффрень думал иначе; он рассчитал, с чисто военным взглядом на вещи и истинным пониманием значения своего дела, что успех операций в Индии обусловливался "обладанием морем и, следовательно, непрерывным нахождением там его эскадры". Он не побоялся попытаться сделать то, что всегда считалось невозможным. Чтобы вполне оценить эту твердость духа, носящую отпечаток гения, ее надо рассмотреть по отношению к обстоятельствам современной Сюффреню эпохи и эпохи, предшествующей ей.
Сюффрень родился 17-го июля 1729 года и во время войны 1739 и 1756 годов был уже на службе. В первый раз он был под огнем в Тулонском сражении Мэттьюса, 22-го февраля 1744 года. Он был современником д'Эстьена, де Ги-шена и де Грасса и, следовательно, жил ранее дней Французской Революции, когда восстание народа показало людям, как часто бывает возможным то, что привыкли считать невозможным{177}, ранее тех дней, когда Нельсон и Наполеон надсмеялись над словом невозможность. Его образ действий имел поэтому в то время еще н другую заслугу - оригинальность; но его возвышенный характер был способен на еще более высокие проявления. Убежденный в необходимости удержать эскадру на ее станции, он осмелился не только игнорировать ропот своих офицеров, но и экстренные приказания правительства. Придя в Батакало, он нашел там депеши, требовавшие возвращения его к Иль-де-Франсу. Вместо того, чтобы повиноваться им как средству снять с себя бремя ответственности, он ослушался их, дав свои объяснения и заявив, что на месте он мог лучше судить, чем министр в Европе о том, чего требовали обстоятельства. Такой вождь заслуживал лучших подчиненных и лучшего сотоварища, чем тот, какого он имел в начальнике сухопутных сил. Позволяли или нет условия общей морской борьбы уничтожить английское ост-индское владычество - это остается сомнительным; но верно то, что между всеми адмиралами трех наций не было ни одного, который был бы так способен достигнуть такого результата, как Сюффрень. Мы увидим его в более суровых испытаниях и всегда на высоте положения.
После полудня 5-го июля эскадра Сюффреня пришла на вид английской, стоявшей на якоре у Куддалора. Через час внезапный шквал снес грот и крюйс-стеньги у одного из французских кораблей. Адмирал Хьюджес снялся с якоря, и оба флота маневрировали всю ночь. На следующий день выгодный ветер позволил англичанам занять наветренное положение; противники шли оба в линии баталии правым галсом, держа на SSO, при ветре от SW. Так как потерпевший аварию французский корабль провел ночь в непростительной бездеятельности, не исправив своих повреждений, то число кораблей, готовых к сражению, было с каждой стороны одинаковое - по одиннадцати. В одиннадцать часов утра англичане спустились все вмести и атаковали противника - корабль против корабля, но, как и бывает обыкновенно при
В час пополудни, когда бой сделался наиболее жарким, ветер внезапно переменился к SSO, задув в левую скулу кораблей (положение II). Четыре английских корабля,- Burford, Sultan (s), Worcester и Eagle,- увидев своевременно перемену ветра, придержались влево, к линии французов; другие же были застигнуты врасплох, паруса их обстенились, и они увалились под ветер. Французские же корабли, за исключением двух, Brilliant (a) и Sevure (b), рыскнули влево. Таким образом, вследствие перемены ветра, главные части враждебных флотов разошлись, и только четыре английских корабля сошлись с двумя французскими. Правильность строя была нарушена. Brilliant, оставшийся далеко позади, попал под огонь двух вышеупомянутых английских арьергардных кораблей, Worchester и Eagle, которые приблизились к нему. Сюффрень лично пришел к нему на помощь (положение III, а) и прогнал англичан, которым угрожало также приближение двух других французских кораблей, повернувших через фордевинд в исполнение сигнала и направившихся на запад. Пока происходила эта частная схватка, другой французский корабль, Sevure W), был атакован английским Sultan (s) и, если верить французскому капитану де Силлар (М. de Cillart), еще двумя другими английскими кораблями. По положению его в линии вероятно, что Burford также атаковал его. Как бы то ни было, только Sevure спустил свой флаг; но в то время, когда Sultan уходил от него, поворачивая через фордевинд, он возобновил огонь, обстреливая противника продольно. Приказание сдаться, отданное французским командиром и приведенное в исполнение формальным, общепринятым заявлением, было игнорировано его подчиненными, которые стреляли по неприятелю, когда флаг на их корабле был уже спущен. В действительности поступок французов в этом случае подходит под постыдный термин ruse de guerre, но было бы несправедливо утверждать, что он был сделан намеренно. Взаимные положения противников были таковы, что Sultan не мог бы обеспечить за собою своего приза: приближались другие французские корабли, которые должны были отбить его. Негодование подчиненных французских офицеров на слабость своего командира поэтому заслуживает оправдания, их отказ повиноваться ему может быть извинен им, как людям, ставшим лицом к лицу с вопросом о неожиданном отнятии у них чести в пылу сражения и при болезненном ощущении стыда. Несмотря на то, нельзя не сказать, что щепетильная добросовестность, кажется, требовала, чтобы они ждали освобождения своего от других рук, не связанных поступком их командира, или, по крайней мере, чтобы пощадивший их противник не пострадал от них. Капитан, отрешенный от должности, отправленный домой Сюффренем и разжалованный королем, жестоко скомпрометировал себя в попытке оправдаться: "Когда капитан де Силлар увидел, что французская эскадра удалялась - ибо все корабли, за исключением Brilliant, легли на другой галс - он полагал, что бесполезно уже продолжать обороняться и спустил флаг. Корабли, сражавшееся с ним, немедленно прекратили свой огонь, и тот, который был справа от него, начал удаляться. В этот момент Sevure спустился вправо, и его паруса наполнились. Капитан де Силлар приказал тогда возобновить огонь из орудий нижней батареи - единственной, в которой прислуга была еще на своих местах, и присоединился к своей эскадре{179}.
Это сражение было единственным из пяти сражений Сюфрена у берегов Индии, в котором английский адмирал был нападающим. В нем нельзя найти никакого указания на какие-либо военные соображения или тактические комбинации, но с другой стороны, Хьюджес постоянно выказывал способности, сообразительность и предусмотрительность искусного моряка, так же, как и несомненное мужество. Он был, поистине, превосходным представителем среднего английского морского офицера середины XVIII столетия, и если нельзя не осуждать общего невежества его в самой важной части его профессии, то полезно заметить, в какой мере полное обладание другими ее деталями и настойчивая решимость не уступать противнику вознаграждали этот серьезный недостаток. Как римские легионы часто исправляли ошибки своих начальников, так и английские командиры и матросы часто спасали то, что терялось ошибками их адмиралов - ошибками, которых ни командир, ни матросы не понимали и даже, вероятно, не подозревали. Нигде эти солидные качества не выказывались так ясно, как в сражениях Сюф-френя, потому что нигде в других случаях им и не предъявлялись такие требования. Нет в морских летописях более великолепных примеров отчаянного, но все-таки полезного сопротивления подавлявшему неравенству, чем явленные кораблями Monmouth. 12-го апреля, и Exeter,- 17-го февраля. Один случай, рассказывавшийся о последнем корабле, стоит привести здесь. "В конце боя, когда Exeter был уже в разрушенном состоянии, старший офицер подошел к коммодору Кингу (King) спросить его, что делать с кораблем, так как два противника опять спускались к нему. Коммодор лаконически отвечал: "Ничего не надо делать, как только сражаться, пока он не потонет"{180}. Он был спасен.
Сюффрень, напротив, потерял в это время всякое терпение в раздражении на дурное поведение своих командиров. Силлар был отправлен домой, но кроме него еще два других командира, люди с сильными связями, и один из них родственник самого Сюффреня, были отрешены от командования. Как ни была необходима и уместна эта мера, немногие, кроме Сюффреня, решились бы на нее, потому что, насколько тогда было ему известно, он был еще только капитаном первого ранга, а даже и адмиралам не было позволено такое обращение с подчиненными офицерами. "Вы, может быть, будете сердиты, Monseigneur, - писал он,- на то, что я не прибегнул к строгости раньше; но я прошу вас помнить, что устав не дает этой власти даже офицеру в генеральских чинах, в каковых я не состою".
Превосходство энергии и воинских качеств Сюффреня начало особенно заметно влиять на исход борьбы между ним и Хьюджесом непосредственно после сражения 6-го июля. Борьба была суровая, но воинские качества начали брать верх, как это, конечно, и должно было быть. Убыль в людях в последнем сражении была в пользу англичан в отношении одного к трем; с другой стороны, английский флот по-видимому пострадал более противника в парусах и в рангоуте - в движущей силе. Оба флота встали на якорь вечером - англичане близ Негапатама, французы - под ветром, близ Куд-далора. 18-го июля Сюффрень был опять готов к выходу в море, тогда как в тот же день Хьюджес еще только решился идти в Мадрас для окончания своих исправлений. Сюффрень был еще затем задержан политической необходимостью официального визита к Гайдер Али, после которого отплыл в Батакало и, прибыв туда 9-го августа, ожидал там припасов и подкреплений из Франции. 21-го последние прибыли, и два дня спустя он отплыл, теперь с четырнадцатью линейными кораблями, в Тринкомали, став на якорь близ города 25-го числа. На следующую ночь войска были высажены на берег, батареи возведены, и поведена энергичная атака. 30-го и 31-го два форта, составлявшие оборонительную силу атакованных, сдались, и этот важнейший порт перешел в руки французов. Убежденный, что Хьюджес должен скоро появиться здесь, Сюффрень согласился с готовностью на соблюдение по отношению к побежденным всех воинских почестей, какие потребовал губернатор, удовольствовавшись только существенным результатом. Через два дня, 2-го сентября вечером, английский флот был усмотрен французскими сторожевыми фрегатами.