Вляпалась!
Шрифт:
Демьян отстранился, но лишь для того, чтобы убрать с моего лица непослушную прядь волос, прочертить пальцами линию от подбородка до ключиц. Его дыхание полыхало, от жажды мутилось в моих глазах.
— Я собираю сведенья по поручению короля. Самые разные, от мелких сплетен до целых досье, как в случае с тобой. Для своей выгоды, в том числе. Не забывай, ты задолжала мне рекламу. — Хитрющая улыбка тронула тонкие губы. — Руковожу информаторами, незримо слежу за всей и вся Иссы. Теперь очевидно, что среди моих помощников появился предатель. Тем хуже для него,
— А браслет? — Я вновь отстранилась.
Демьян стянул украшение с моего запястья и бросил на стол. Мысли путались. С этим мужчиной попросту нельзя говорить о важных вещах — он помнит все мои слабые места и жмет на них, давит, поглаживает…
— Ты — чужеземка. Неизвестно, что могло приключиться с тобой в Иссе. Оно и приключается, причем с завидным постоянством. Я решил добавить тебе чуточку удачи. Клянусь, тогда я не был знаком с тобой лично или с твоим дурным характером.
— Эй!
Оба моих запястья оказались заведены за спину. Я попробовала брыкнуться, но Демьян нагло развел мои ноги свободной рукой, вклинился между них коленом. Юбка поползла куда-то в район живота.
— Я до сих пор не поблагодарил тебя за свое спасение.
Моя попытка одернуть юбку окончилась полным провалом.
— Дверь открыта, кто-нибудь может зайти, — сказала я, запрокидывая голову, чтобы скрыть смущение. — И вообще…
— Что?.. — хрипло, на изломе дыхания.
— Сдалась я тебе? Неужели ты, весь такой таинственный и красивый, тайный советник при королевском дворе, грезишь о какой-то россиянке без роду, без племени? Или я нужна тебе на один раз?
Я произнесла это на едином дыхании, только бы не сорваться, не позволить себе остановиться и замолчать. Его ответ был резок:
— Ты — не на один раз.
— Тогда что с тобой?
— Поль, я сам не могу сказать. Считай, что ты — моё наваждение. Дурная привычка. Так будь ею или уходи. Я приму любой отказ.
Теперь отодвинулся сам Демьян. Его зрачки расширились, и потемневшие глаза казались бездонными озерами. Черной бездной, в которую так легко провалиться. Его дыхание потяжелело, и мышцы окаменели. Он застыл, точно мраморная статуя, лишь на шее билась напряженная вена.
— А кто сказал, что я собираюсь отказаться?
Если он моё проклятие, я согласна быть проклятой. Если цыганка права, и он пришел, чтобы разрушить мой мир, — пускай. Если ему суждено сгубить нас обоих, то мне безразлично, когда именно мы погибнем.
У нас есть «сейчас», что гораздо важнее всяких «когда-нибудь».
Мы целовались как люди, изголодавшиеся по близости. Захлебываясь друг другом, без возможности надышаться. Дрожащими руками срывали с себя одежду, касались разгоряченной кожи кончиками пальцев, повалили бумаги, и те усыпали пол своей белизной.
— Как только я увидел твои фотографии, то лишился рассудка. — Горячий
У меня на языке крутилось ещё одно — куда более пугающее — слово, но я не произнесла его вслух.
4.
Всю свою жизнь я сознательно бежала от привязанности. Чем сильнее ты дорожишь людьми, тем больнее они бьют — таков закон выживания. В студенчестве переехала на другой конец страны, только бы скрыться от школьных знакомств. Сейчас чисто случайно покинула Россию, о чем не слишком-то сожалела. У меня не было места, где бы хотелось остаться.
Но за неделю наедине с Демьяном я расслабилась настолько, что даже представила, как переезжаю в поместье насовсем, как повсюду появляются милые сердцу вещицы, и невзрачная гостиная преображается после моих дизайнерских изысканий.
О нет, мы не проводили вместе дни и ночи напролет, отрываясь друг от друга только для приема пищи. Ничего подобного (а жаль). Господин долины Роз постоянно где-то шлялся либо пропадал в кабинете, запершись на все мыслимые и немыслимые засовы, а я просиживала штаны в библиотеке, гуляла по долине и ощущала, что ещё немного, и сойду с ума от ничегонеделания.
Сильнее всего тяготело отсутствие общения. В доме, полном людей, я оказалась совсем одна. Прислуга была улыбчива, но неразговорчива настолько, что сворачивала в сторону, стоило мне попасться им на пути. Идешь себе вся такая замечательная, а от тебя шугаются как от прокаженной.
На шестой день мучений я не выдержала и приперла к стене юную служанку Людмилу. Лучшей болтушки не отыскать, потому будем колоть её.
— Привет, — лучезарно улыбнулась я. — Чем занимаешься?
— Подметаю, — с удивлением ответила Людмила, размахивающая веником.
— Ой, как интересно. Давно ты работаешь в поместье?
Я встала за её спиной, всем своим видом показывая, что никуда не денусь. Служанка стушевалась, оглядела свой веник так, будто примерялась: как бы огреть им докучливую особу (то есть меня) и сбежать с места преступления.
— Недавно. Если вы не против, я бы хотела дальше убираться.
— Не против, конечно. Происходит здесь что-нибудь интересное?
Взгляд Людмилы недвусмысленно намекал: «Вы б свалили куда подальше, уважаемая», но я всячески изображала дурочку и хлопала ресницами.
— Очень редко, — сдалась служанка, повернувшись ко мне. — Мы сюда работать приходим, а не сплетни сплетничать.
— Знаешь, мне кажется, что я какая-то неправильная, — прошептала жалостливым тоном. — Со мной никто не общается. Вот прям совсем. Я вас чем-то обидела?
— Глупости, — Людмила отвела взгляд. — Просто нам не велено вас донимать. Господин четко высказался на этот счет, и мы ему не перечим.
Ах, вот как! То есть я стала затворницей по милости Демьяна, который решил, что негоже прислуге ко мне приставать. А сидеть взаперти и лезть на стену от скуки — это, по его мнению, нормальное времяпрепровождение?!