Вляпалась!
Шрифт:
— О да! — Слизень бухнул на стол перед нанимателем увесистую папку с бумагами. — Здесь всё-всё-всё о её жизни, включая посещения стоматолога и аллергию на цитрусы. Может быть, теперь поведаете, на кой вам сдалась эта Иванова?
Темноволосый мужчина безразлично пожал плечами. Своих мыслей он выдавать не собирался, да Слизень и не рассчитывал, что ему так запросто откроют все тайны. Хватало того, что оплату детектив получил в полном объеме.
— Навскидку могу сказать, что ничего существенного в ней нет, — добавил Слизень, когда затянулось совсем уж неприличное молчание. — Обычная бабенка,
Мужчина кивнул, положив ладонь на папку. Открывать её при детективе он не собирался, и тот, поняв, что большего от заказчика не дождется, раскланялся и свалил по своим — без сомнения, грязным — делишкам.
Бумаги по большей части представляли собой мусор. Тщательно подобранный и отсортированный, но, между тем, бесполезный. Несколько любопытных мелочей из её детства, включая ту самую аллергию на апельсины, а в остальном — пустая трата времени.
Итак, неделя потрачена впустую. Хозяин кабинета откинулся на стуле, хрустнул шеей и прикрыл глаза, когда в дверь постучались.
— Войдите.
— Вам письмо, — подобострастно заглянула ему в глаза молоденькая служанка.
Мужчина вскрыл конверт и бегло пробежался по тексту, что был выведен пером на золотистой картонке. Так-так. Сообщаем, что при королевском дворе состоится торжественный ужин, посвященный её высочеству… яства и танцы… искренне надеемся на ваше присутствие…
Ха, очень своевременное приглашение!
— Людмила, — сыто улыбнулся он служанке. — Как вы считаете, что я должен предпринять, чтобы очаровать молодую гостью Иссы?
— Ох, господин Демьян, чего вы говорите за глупости, — засмущался девушка. — Вы такой… особенный, что очаруете любую.
Она тотчас опустила взгляд в пол, испугавшись своей искренности, а мужчина ухмыльнулся и смял письмо в кулаке.
3.
Замок был великолепен и оттого особенно ужасен. Беспредельная роскошь. Нагромождение скульптур, картин и напольных ваз. Излишки золота и драгоценных камней. И при всей нарочитой красивости в нем не было главного — здесь не теплилась жизнь. Тут редко смеялись в голос или вели задушевные беседы.
Скукота, от которой охота повеситься.
После разговора с принцессой я бесцельно слонялась по этажам. Есть ли смысл оставаться в Иссе? Зачем стараться ради той, которая, по всей видимости, так опасалась замужества, что предпочла изуродовать себя?
Обратно на последний этаж башни возвращаться не хотелось. Пока туда дойдешь — взвоешь. Да и стражник, приставленный к моим покоям, малость напрягал. Мрачный и неразговорчивый, мне начинало казаться, что он подглядывает в замочную скважину за тем, как я переодеваюсь. От его липкого, пожирающего взгляда меня пробирала дрожь. Но когда я объявила Диму, как меня напрягает стражник, юный дипломат лишь отмахнулся. Якобы хранитель покоя королевского двора самолично приставил ко мне этого человека, а его приказы не обсуждаются.
В общем, я направилась в город, где долго гуляла по базару, устроенному в честь праздника Виктории, и рассматривала шмотки. Рыночные ряды блестели, сверкали, ломились от предметов, но ни один не вызывал желания подойти поближе. Погодите-ка…
Меня привлекла вывеска
— Берите-берите, — посоветовал плутоватый торговец. — Не пожалеете.
— И сколько? — строго спросила я, хотя в здешней валюте не разбиралась.
— Всего три золотых, и он ваш.
Я достала сумку с монетами вперемешку с бумажными деньгами, врученную мне Димом на стратегические расходы. Отсчитала три монетки и без сожаления отдала их торговцу. Судя по тому, как тот выхватил деньги: три золотых — это много.
— Спасибо за покупку, милостивая дама. Может, ещё чего желаете?
Но больше симпатичных вещиц не наблюдалось. Нацепив браслет на запястье, я пошла дальше. Лавировала между торговцами, которые бросались ко мне в объятия, только бы привлечь к себе внимание. Обходила торгующихся до хрипоты, прислушиваясь к разговорам.
Праздник гудел, и принцессу вроде как даже чествовали. Правда, чаще всего словами: «Хоть какой-то прок от этой уродины» — но для начала сгодится.
— Позолоти ручку, деточка. — Улыбчивая цыганка сцапала меня за рукав блузки и утащила от толпы в укромный уголок. — А я тебе погадаю, ничего не утаю. Вижу, ты к нам издалека приехала. Глаза у тебя по родине скучают. Ох, несчастная ты да потерянная, тучи над тобой сгущаются, да миновать беды не получится, сколько не убегай от неё.
Чернявая, хитроглазая, одетая в цветастую юбку в пол и алую рубашку, цыганка мастерски заговаривала зубы. Да только меня было не пронять дешевыми разводами. Немудрено, что во мне видна чужачка: одежда российская, да и потрясенный вид никто не отменял.
— Мне не интересно. — Я аккуратно высвободилась и поспешила уйти, но цыганка следовала по пятам и бубнила что-то на едином дыхании: о жизни моей, судьбе, одиночестве. — Честно, отстаньте.
Удивительно, люди здесь совсем другие, а цыгане точно такие же, будто я никуда не уезжала.
— Вижу короля червового, да не по масти, а по душе его червивой, — говорила она. — Бойся, девочка, его пуще пламени, бойся запаха его любви болезненной и роз кровавых что смерть. Сердце у него насквозь очерствело, и твое ему надобно, чтобы тьму свою наполнить светом. — Цыганка обогнала меня и тронула мою грудь ладонью; я отстранилась. — Бойся, Полюшка, заклинаю тебя, иначе погубит король червовый и тебя, и себя самого. Подведет он вас к гробовой доске, а вот спасешься или сгинешь пропадом — одним богам известно.
На миг я опешила, но после рассудила логически: в Иссе даже последний бродяга оповещен о странной иноземке — вот цыганка и запомнила моё имя. Не дождется. В любом, даже магическом мире, есть здравый смысл. И мой подсказывал валить подальше. Я брезгливо поморщилась и поспешила прочь от базара. Впрочем, цыганка осталась позади, причитая и охая.
Стражник никуда не делся, так и караулил на стульчике возле дверей. Мне он не сказал ни слова, только проводил взглядом, от которого захотелось вымыться с мылом.