Влюбиться не предлагаю

Маловски Катя

— Развернись ко мне спиной, будь добра.

— Может ещё руки за голову и ноги пошире?

— Было бы неплохо, но не в этот раз, — озвучиваю вслух неожиданно сам для себя.

Естественно, за этим следует убийственная эмоция, мелькнувшая на лице Гордеевой.

— Лиль, ты мне один раз доверилась сегодня, доверься ещё раз, пожалуйста, — снова соблюдаю вежливость в голосе.

Сомневается несколько секунд, но исполняет мою просьбу, поворачиваясь:

— Только руки не распускать. А то, сдается мне, это

у вас по мужской линии передается.

Стараясь не вдаваться в подробности данной реплики, концентрируюсь на исполнении задуманного. При этом, до конца так и не понимая, что мною движет.

Приковываю свой взгляд на спине Гордеевой. Пуговицы. Эти чёртовы пуговицы на её рубашке. На фига они сзади?

Видел я в женском гардеробе и джинсы, и юбки с молнией на заднице. Намёк прозрачней некуда. Резко «вжииик» вниз и «добрый вечер».

А это что за новшество? Что за обход стереотипов? Пуговицы на рубашке сзади — всё равно, что лифчик с застёжкой спереди. Хрен догадаешься с первого раза, где это скрыто, и как к этому подступиться.

Но, с*ка, манит.

Разобраться с пуговицами легко и быстро не получится. А мне быстро и не надо. И легко не надо. Выиграть спор, конечно, греет душу и подогревает самомнение. Но если ещё в процессе и самому удовольствие получить, и девушке оказать, совместив приятное с полезным, то…

Да вы, Артём Сокович, романтик.

А, то. От внешности толстого мальчика я сумел избавиться, а вот идущий с ней рука об руку пресловутый романтизм искоренить из себя до конца не удалось. От этого и страдаю.

— И чего ты там ищешь? У меня на спине нет второго рта, — Гордеева врывается в мои мысли.

— Ты свой единственный рот сейчас закрой, — осекаясь, добавляю волшебное слово: — Пожалуйста.

Видимо, закрыла, раз в ответ не произносит ни слова.

— Глаза можно тоже закрыть. Будет приятно. Ну, я так думаю, — дотрагиваюсь до её волос, перекидывая их вперёд через плечо. — Ты в любую секунду можешь меня остановить, если посчитаешь мои действия неподобающими. И хрен с ним, с этим спором.

Начинаю на свой страх и риск медленно расстёгивать пуговицы. Одну за другой. Развожу ткань рубашки в стороны. Чувствую себя ребёнком, который в предвкушении разворачивает конфету. Ведь не знаешь, что там за красивым, ярким фантиком скрывается. Может, обычная карамель. Жёсткая, как камень. Которую еле откусываешь. И ещё успеваешь каким-то макаром поцарапать себе десну. Невкусная. Приторная. Да и в целом, оказывается, состав начинки не айс. А может быть так: из-за скромной и неприметной обёртки конфеты собираешься пройти мимо неё. Но что-то тебе подсказывает, что надо остановиться и попробовать. И не зря. Красота и вкус внутри. Многослойная. Тает на языке, обволакивая сладко-горчащей нежностью.

Но

это чё-то я отвлёкся.

Лиля стоит передо мной вся напряжённая. Не знает, куда руки деть. Но ждёт, что будет дальше. А я тут в уме конфетки разворачиваю. Пора бы уже к действиям приступать.

Приступаю. Пока обзор и доступ открыт. Провожу кончиками пальцев по тонкой нежной шее Гордеевой и чуть ниже по спине. Ловлю волну мурашек.

Но прежде, чем переходить к самому поцелую, Гордееву, как и любую другую девушку, нужно разогреть. Подключаю свои ладони, принимаясь за лёгкий, поглаживающий массаж.

Лиля напрягается, наклонив голову вперёд.

— Расслабься, — подвигаясь ближе, шепчу на ухо. Какой там. Замерла, как вкопанная. Будто не дышит. — Если так будет удобнее, представь, что это твой одноклассник Артём тебе массаж делает, а не я.

— Вообще-то, ты должен меня целовать, а не массаж делать.

— Это прелюдия. Подготовка.

— Что-то меня эта подготовка настораживает. Как и ты.

Усмехаясь про себя, приступаю непосредственно к поцелую. Касаюсь губами шеи. Ещё одна волна мурашек от Гордеевой. И застывший от неожиданности вдох.

— Выдыхай. Артёмка старается, — вот я не выдыхаю, а делаю с точностью до наоборот. Вдыхаю.

У Лили такой тёплый, соблазнительный запах кожи. И это не парфюм. Это её запах. Настоящий. Я такой давно не встречал. От девчонок вечно несёт брендовыми ароматами. И они, видимо, считают, что чем выше ценник этого бренда, тем круче. А это далеко не так.

Не спеша, спускаюсь поцелуями ниже по позвоночнику. Третий заход мурашек обдаёт моим тёплым дыханием. Мой язык не хочет оставаться в стороне, а точнее во рту, и включается в процесс, кончиком рисуя зигзаги.

— Щекотно.

— И всё? Артёмка расстроен, — не отрываю своих губ от её кожи.

— Ну, при-коль-но. Не-обыч-но, — произносит по слогам, слегка дёрнув плечами.

Стопорюсь у кромки спортивного топа, понимая, что дальше заходить запрещено. И так много себе позволил. Прокладываю обратный маршрут поцелуев. И контрольный, чуть затянувшийся, в шею.

— Тебя так кто-нибудь целовал? — начинаю застёгивать пуговки.

— Хочешь услышать, что ты у меня в этом вопросе первый? — чуть оборачивается.

— Возможно, — встречаюсь с её слегка озадаченным взглядом.

— Да. Меня никто так не целовал, — разворачивается полностью. И добавляет после недолгой паузы: — Или целовал. Я не помню. Ты же не единственный, кто в мою сторону свои губёшки распускал.

— Но, согласись, я лучший.

Гордеева шумным выдохом и вдохом, и весьма выразительной мимикой лица даёт мне понять, что у неё есть сомнения по этому поводу.

— Но как «незабываемый» поцелуй хотя бы можно засчитать?

— Возможно, — передразнивает.