Влюбиться в эльфа и остаться в живых
Шрифт:
Юркнув под локтем прихрамывающего Пети, который норовил захватить его в клинч, Женя саданул кому-то плечом в живот, успел и сам схлопотать в нос коленом, но пока еще оставался на свободе.
Он поспешил за кулисы. Из ноздрей сочилось тягучее с удушливым эффектом, а в глазах от удара рябило психоделическими узорами, и в этих узорах возник потный принц в обтяжном трико и с подведенными тенью веками. Балерун намеревался защитить храм искусства от безбожного вторжения.
– Принц? – спросил его Женя, часто дыша.
– Принц, – ответил тот настороженно.
– Вот тебе Золушка! – и Женя что было сил наотмашь огрел танцора по уху и в последний момент
Все смешалось. На сцене, в зрительном зале, за кулисами царил хаос, но большинство сбежавшихся не понимали, что случилось, куда нужно мчаться и кого ловить. Возле системы управления колосниками Женя наткнулся на пожилого перепуганного эльфа в спецовке машиниста сцены, для защиты от орка сжимавшего в дрожащей руке свернутую трубочкой телевизионную программу на неделю, хотя на столике рядом с ним лежали отвертка, молоток и бутафорские, но увесистые шпаги.
Что-то горячее ухнуло над ухом, и Женя едва успел отшатнуться. На него наступали две девушки, все еще в серебристых костюмах, топик и юбочка, и рук их было практически не видно, так мастерски вращали они огненные пои наподобие нунчаков. Спасаясь от мельтешения пламени перед его лицом, Женя попятился и оступился, и старичок-эльф незамедлительно атаковал его газетой, чем, возможно, спас от прямого попадания пылающего кевларового фитиля по волосам. От столкновения с телегидом огненный шар изменил траекторию, завилял в воздухе, потерял вращательный момент, но девушка ловко вывернулась вслед за новым маршрутом, подхватила новый ритм, не дала фитилю упасть. На пару мгновений она оставила в покое осыпанного искрами Женю, ее соратница тоже отшатнулась от блуждающего огненного ядра, а старичок с горящей газетой метался в панике, хотя над приборной панелью на стене висел огнетушитель. Охрана с Петей во главе уже расшвыривала в стороны кулисы. И Женя, ухватившись за первый попавшийся свисавший сверху канат, вскочил на приборную панель, подтянулся повыше и оттолкнулся от кирпичной стены, задев ногой рычаг управления занавесом…
Изменения в дислокации зрительного зала Макар Филипыч почувствовал не сразу. К моменту, когда он настороженно приподнял черную портьеру над потайным Гизелловым стеклом, перед его взором разворачивался совсем иного характера спектакль, короткометражный и многоактовый.
Выражение лица Макара Филипыча стороннему наблюдателю описать было бы трудно, но он, сторонний наблюдатель, постаравшись, мог бы предположить следующую полуоформленную мысль в голове Принца. Какая жалость, что сойти с ума непросто! И вот оно, казалось бы, уже близко, а все никак. Но если поднапрячься, поддавшись происходящему безумию – а вдруг получится? И тогда – черт с ним, с десятым октагоном, и да случится же идиотическое хихикание, и да здравствует белая палата и макраме в игровой комнате!
Занавес распахнулся. Над сценой, как Тарзан, промчался ненавистный орк Степанов на канате, а вслед протопала по настилу толпа танцоров; среди них подпрыгивал, пытаясь дотянуться до орка, охранник Матвей. Солист балета сидел на полу и держался за голову. Правая кулиса пылала. Машинист сцены метался между своей прямой обязанностью и пожарной безопасностью и, не сумев затушить пламя взмахами горящей в его руке газеты, вернулся к рычагам. Степанов пролетел обратно. Занавес закрылся.
Зал был совершенно пуст. Макар Филипыч моргнул. На большее он не был способен.
Занавес распахнулся. Те же и огнетушитель. Степанов снова осуществил полет над сценой, на этот раз
Последовав примеру бунтаря, Серый ухватился за другой канат и устремился Степанову навстречу, но посреди сцены звонко познакомился с огнетушителем в прямом, непосредственном физическом контакте и выпустил канат из рук так внезапно, что тот продолжил поступательное движение, а Серый – нет. Макар Филипыч поморщился и поежился. Занавес закрылся.
В кабинет вбежал разволновавшийся Корней. Увидев, что Принц уже в курсе и наблюдает за ходом преследования, присоединился к нему в импровизированной трансформации из гонца с недоброй вестью в адъютанта, обозревающего на возвышении Бородинскую битву под боком у своего Наполеона.
Степанов вывалился на просцениум между половинок занавеса, его потащили обратно за ноги, но бунтарь уцепился за гриф брошенного контрабаса в оркестровой яме, проволок его за собой, и, уже снова исчезая за занавесом, обрушил инструмент на голову, принадлежавшую, кажется, Матвею.
Лебедки снова потащили занавес в разные стороны. Солист балета уползал со сцены. Огонь перекинулся с кулис на балки, где-то лопнул прожектор. Степанов очутился у пульта управления и дергал за рычаги.
– Быстро он… освоился… – хмыкнул Корней, холодея изнутри и мысленно разжаловав самого себя из адъютанта в услужливого денщика. – Думаете, амулет на нем?
На сцене рушились декорации. Запущенный Женей механизм сдвигал все колосники к авансцене; задники ползли к занавесу, складываясь в один, набирая скорость и круша все на своем пути. Петя замешкался на помосте, и его сбило с ног.
– Любит он ее, – сказал Принц мрачно, обращаясь как будто не к Корнею. – Так вот. Культивируешь магию веками, а потом кто-нибудь в кого-нибудь втюрится, и все насмарку.
Гипсовая колонна покатилась в зал, с треском вклинившись между креслами и своротив их в разные стороны; занавес слетел с крепежей от удара колосников и обмяк, накрывая оркестровую яму, как сложенное знамя, а за ним беспорядочной шрапнелью посыпались обломки тлеющих декораций, как из кузова мусоровозки. Среди них зигзагами вилял Петя, ковыляя, отскакивая, скатываясь по полотну занавеса в зрительный зал. В завесе дыма и пыли Степанов спрыгнул со сцены, высматривая пути отступлений.
– «Сила любви»? – Корней нервно хихикнул. – Вот вы, Макар Филипыч, такой большой, а все в сказки верите.
Корней тут же понял, что этого ему говорить не стоило. Принц повернулся к нему. Его ледяные фиолетовые глаза не выражали ничего, но сквозь них Корней вдруг увидел бездонное продолжение, как глыбу айсберга под водой за скромной льдиной на поверхности, и словно осознал вдруг, насколько холоднее был на самом деле холодный взгляд Принца, не бросающий в дрожь зимний сквозняк, скорее, цунами из жидкого водорода. Ему вспомнилась статья из журнала «Наука и техника», впечатлившая его лет в двенадцать: последнее, что впечатлило его до листовки «Вступи в охрану Принца. Элитная служба – высшая сознательность!». В статье была фраза: «Если айсберг синего цвета, то, скорее всего, ему больше тысячи лет…»