Влюбиться в Венеции, умереть в Варанаси
Шрифт:
— А вы? Что вы делали после? После моста Академии.
— Это уже больше похоже на допрос, чем на вопрос.
— В некотором роде это он и есть. Там тоже все подчинено желанию получить ответ. Так много всего о вас хочется знать. Например, что вы делали после моста Академии.
— Я пошла покупать очки. Мне понадобились солнечные очки.
Она порылась в сумке. «Фрейтаг», красный, за исключение пары деталей.
— Мне нравится ваша сумка, — сказал Джефф.
— Мне тоже. А знаете, что мне нравится в ней больше всего?
— Минутку… — Пока она копалась
— Высший балл!
— А вы думали, я скажу «она такая красная» или что-то вроде того?
— Нет. Я как раз не сомневалась, что вы скажете про молнию. Затем, собственно, и спросила — чтобы вы блеснули своей проницательностью. Есть у нее и еще одно достоинство — второе отделение. — Она показала. — И тоже, заметьте, на молнии.
— Миры внутри миров. За счет чего в ней можно меньше рыться.
— Меньше-то меньше, — согласилась она, продолжая рыться в сумке, — но вот чтобы совсем перестать — никак.
С этими словами она наконец извлекла на божий свет свои очки от солнца и тут же их надела. Очки были насекомообразными: в таких любая женщина похожа на Кейт Мосс или подружку английского футболиста [82] . Без сомнения, то был шедевр золотого века солнечных очков. Джефф видел через них ее глаза, а поверх — свое отражение на фоне венецианской архитектуры.
82
Кейт Мосс (Moss) (р. 1974) — феноменально успешная британская супермодель; «подружка английского футболиста» — вероятно, имеется в виду Виктория Бекхэм (урожденная Адамс) (Beckham) (р. 1974), супруга Дэвида Бекхэма, певица, модель, дизайнер и т. д., но главным образом модный персонаж.
— Примерьте.
Он взял у нее очки и взглянул сквозь них на мир. В надвигающихся сумерках небо пылало странно и тревожно, как когда все затянуто облаками, на которые прямыми лучами светит солнце, превращая их в горящий черный занавес. Казалось, надвигается буря — буря золотисто-зеленого света.
— Фантастика, — сказал Джефф, возвращая очки. — Кстати о фантастике: что это за платье? То, вчера вечером, было изумительно, но это — самое прекрасное платье в мире. Даже на «Оскар» не стыдно надеть.
— По мне, так слишком короткое. Но все равно спасибо.
— Где вы его нашли?
— Ага, допрос возобновляется. Во Вьентьяне.
— Честно говоря, не знаю, где это.
— В Лаосе. — Она произнесла это с ударением на первый слог.
— Знаете, что мне в нем больше всего нравится?
— Что?
— Рукава.
— Их нет.
— В точку. — Они чокнулись бокалами.
— А как ваши журналистские усилия? — спросила она. — Вы нашли, что сказать?
— О Венеции нельзя сказать ничего такого, что уже не было сказано до тебя, — блеснул остроумием Джефф.
— Не исключая и этой сентенции, — еще остроумнее резюмировала она. Эта реплика
— Так досталось ли вам хоть немного ризотто?
— Нет. Ни зернышка!
— Шутите.
— Нет, это вы шутите. Его же нет.
— Вы правы. Сейчас нет. Но я съела целую тонну.
— И где же его подавали? Неужели я так промахнулся! Я нахожу вас и узнаю, что лишился ризотто. Подтверждая его существование, вы подтверждаете и тот факт, что мы с ним разминулись.
— Простите. Я принесла дурные вести.
— И каким же оно было?
— Очень вкусным. Гороховым.
— Дьявол! Мое любимое. Там, наверное, ничего не осталось?
— Остатки убрали еще до того, как я вышла на террасу.
Джефф стоял как оглушенный.
— Я соболезную вашей потере. — Она легонько коснулась его рукава.
— Я рад своей находке.
В этих словах было столько неожиданного чувства, что беседа застопорилась. Наконец Лора спросила:
— А Джулия Берман? На что она похожа? Воплощенная фантазия какой-нибудь давно не юной дамы?
— Она была ужасно милой, но, честно говоря, я уже в том возрасте, когда даже в фантазиях о не самых юных дамах присутствуют дамы моложе меня.
— Неплохо сказано. И раз уж мы затронули эту тему, сколько вам лет? Примерно.
— Мне сорок… что-то вроде того.
Она посчитала на пальцах. Изобразила удивление, взглянула на него. В отчаянии пересчитала снова и уставилась на Джеффа с откровенным ужасом:
— Нет-нет. Не может быть.
— Очень смешно.
— Вы отлично выглядите… что-то вроде того. Для своего возраста.
— Я должен кое в чем признаться.
— В чем же?
Он наклонился и зловеще прошептал:
— Два дня назад… я впервые в жизни… — он сделал трагическую паузу, — покрасил волосы.
Она чуть не подавилась от смеха, так что ей пришлось выплюнуть беллини обратно в бокал.
— Ну, я кое-что подозревала… — сообщила она.
— Правда?
— Нет. Шучу. Выглядит превосходно, как будто нет никакой краски. Итак, вы накурились прямо на работе.
— Знаю. Мне ужасно неудобно. Кажется, я всех подвел. В том числе и себя. А вы?
— Вас интересует, не подвели ли вы меня или не подвела ли я сама себя?
— Меня интересует, любите ли вы покурить? Калифорния должна быть весьма благоприятна для этого дела.
— Калифорния весьма благоприятна для всего.
И то же самое сейчас можно было сказать о Венеции. Канал между Гритти и Гуггенхаймом бороздили стремительные катера и медлительные водные такси, но сейчас они не столько привозили народ, сколько увозили. Пик вечеринки миновал. Выпивки было по-прежнему много — как и угощавшейся ею публики, и в других обстоятельствах такая вечеринка могла бы длиться часами, не сбавляя оборотов. Но во время биеннале развлечений в городе было великое множество, и, как только веселье начинало затухать, вечеринка быстро сходила на нет. Если еще полчаса назад главной темой разговоров было «как тут здорово», то сейчас на лицах читался немой вопрос «куда податься дальше?».