Влюблён до смерти

Жнец Анна

«Соберись! Возьми себя в руки. Ну давай же! Вон гора. Представь её хорошенько и телепортируйся».

Я напрягла все чувства. Сосредоточилась до боли в висках. Представила гору во всех подробностях… и взвыла от очередной неудачи.

Что же делать?

Зубы стучали от холода, ноги не слушались, пальцы соскальзывали с влажной коры. Я не могла плыть, не могла позвать на помощь. И только думала о Молохе как о единственном возможном источнике спасения.

О Молохе. Надёжном, как скала. Великодушном, как христианский бог. Умеющим найти выход из любой ситуации. 

Мужчине,

который меня любил.

Который всегда был рядом.

Который... 

Снова оказался в нужном месте в нужное время.

Сильные руки подхватили меня под мышки и выдернули из воды. 

* * *

Молох накинул мне на плечи полотенце — видимо, как аналог успокоительного пледа, что выдают потерпевшим. Я решила так, ибо была абсолютно сухой: как ни крути, магия — штука полезная.

— Танатос говорит, что произошла ошибка. Дневники перепутали. На задание должны были отправить Корстака. 

— Ты ему веришь?

В руки мне сунули кружку горячего чая. Я сидела в кабинете начальника с белым полотенцем на плечах — сидела на том самом диване, который ещё утром неистово ненавидела, и чувствовала себя свободной от неприятных воспоминаний.

— Верю, — ответил Молох. — Сейчас Совету не до мелких пакостей. В Крепости переполох: Росс ушёл.

— Росс ушёл? — я разом забыла про все свои беды.

— Уже три дня как. Впрочем, многие его отсутствия не заметили до сих пор. 

Сгорбившись, я провела пальцем по экспрессивной надписи на кружке. Росс был моим другом. Не сказать, что близким, но единственным на моей дырявой памяти. Получается, я его больше не увижу?

Интересно, Молох будет скучать по брату?

— Пей. Я бы предложил добавить пару капель коньяка, но, думаю, лучше не стоит. 

Я усмехнулась. 

Как он изменился! Когда мы встретились впервые, Молох казался бездушным компьютером в оболочке из живой плоти, а теперь он даже пытался шутить. Надо же!

Неожиданно для себя я чихнула, чуть не расплескав чай.

— Всё в порядке?

Уютный свет настольной лампы, тепло накинутого на плечи полотенца, мягкость во взгляде Молоха и общая атмосфера расслабленности, а может, пережитый недавно стресс — что-то из этого заставило меня разоткровенничаться:

— Ненавижу свою работу! Не хочу быть богиней смерти.

— А раньше это было твоей мечтой, — вздохнул он.

Что?

— Подожди. Ты… Откуда ты… Ты знаешь, кем я была в прошлой жизни? Что тебе известно?

Половина содержимого кружки всё-таки оказалась на полу. 

Чёрт!

Молох опустился передо мной на корточки и, поколебавшись, накрыл ладонями мои руки.

— Я не хотел тебе рассказывать. Я, — он запнулся, и мне стало не по себе, очень-очень не по себе. Захотелось зажать ему рот и попросить притвориться, будто никакого разговора не было. 

В самом ли деле мне необходимо знать правду?

Молох опустил голову. Тёмные брови сошлись на переносице, заломились под болезненным углом.

— Я всегда считал, что любовь — это забота, — сказал он

глухо. — Но иногда моя забота выливалась в то, что я начинал навязывать свою волю. Указывать, как лучше. Но… Откуда я знаю, как кому лучше? 

Я не понимала, к чему он клонит.

— Тебе здесь не нравится, — Молох нежно погладил мою ладонь большим пальцем. — Как бы мне хотелось привязать тебя к себе и не отпускать ни на шаг! Но любовь — это не когда ты слепо потакаешь своим желаниям, а когда жертвуешь ими ради другого человека. Знаешь, я просто расскажу тебе правду и буду надеяться, что последствия моего решения меня не убьют.

И он рассказал.

Глава 35

Теперь, когда я смотрела на Молоха, мне казалось, что в тёмной комнате я тянусь к выключателю настольной лампы и вот-вот зажгу свет. Но этого было недостаточно — ещё недостаточно, — чтобы превратить временный привал в конечную остановку. И я открыла дверь в кабинет Танатоса.

— Мне надо вам кое-что рассказать.

Магические ожоги на лице главы Совета преобразились в паутину белых рубцов. Взгляд жёлтых глаз проникал в самую душу, выворачивал наизнанку. Выслушав меня, Танатос устало потёр висок.

— Это же была твоя мечта — стать богиней смерти. Что изменилось?

— Ничего. Я просто узнала, каково быть жницей на самом деле.

За круглым окном шумели волны, кричали чайки — впервые за последние несколько месяцев. На краю стола, в стеклянной пепельнице, тлела сигарета. Заметив, куда обращён мой взгляд, Танатос хмыкнул и спрятал обличающую улику в стол.

 — Следует признать, — сказал он,— что для женщины, тем более для неприкаянной души, ты справлялась с работой жнеца… достойно.

Я заставила себя улыбнуться.

— И то, что ты во всём призналась, — продолжил он, — заслуживает уважения.

Я не ослышалась, и только что Танатос выразил мне своё одобрение? Как любил говорить Росс, должно быть, солнце сегодня выглянет из-за туч.

— Я просто хочу найти свой дом. И он не здесь.

Говоря это, я чувствовала лёгкую печаль и ничего больше. Ни злости на коварного убийцу, ни горечи расставания, ни страха перед неизвестным. Потрясение прошло и эмоции выжгло. Словно осознание собственной смерти даровало мне беспредельное спокойствие. Я простила себе всё, что могла простить: трусость, заблуждения, слабость — и отпустила грехи другим. Я была в конце пути и одновременно в его начале. И понимала: это гораздо, гораздо лучше, чем бесконечно топтаться на одном месте.

— Я пришла просить вас проводить меня в Орден.

Эпилог

Они сняли номер на втором этаже Ибельхеймской гостиницы, чтобы утром отправиться дальше, — куда именно, он не знал. Не успел составить план действий.

— Теперь ты отведёшь меня в голубые холмы? — спросила Альма, и он нахмурился:

— Голубые холмы?

— Там ведь живут урубы?

— Урубы?

— Да, такие как ты. Демоны.

Он посмотрел на неё недоуменно, и в полумраке глаза сверкнули зелёным колдовским пламенем.