Влюбленные беглецы

Картленд Барбара

– Не волнуйтесь, деньги у меня есть, – немного чопор­но произнесла Марина.

Как у владелицы лавки хватило наглости предположить, что покупательница пожаловала к ней без денег! Однако, поостыв, Марина поняла, что Ма Джонсон просто проявляет свойствен­ное торговке благоразумие, у нее и в мыслях нет ее уязвить.

– Тогда заходите.

Войдя вслед за Ма Джонсон в вагончик, Марина увиде­ла, что тот набит товарами до самого потолка. Она с удивле­нием принялась рассматривать бесчисленные тюки материи, коробки, пластиковые пакеты, бумажные свертки, кухонную утварь

и ящики самых разных размеров, в которых было удоб­но хранить товары даже при нескончаемых переездах цирка с места на место.

– Боже праведный! Сколько у вас тут всего! – восклик­нула Марина.

Миссис Джонсон с гордым видом огляделась вокруг.

– Это точно, тут у меня настоящий склад, – сказала она. – На все случаи жизни. Что бы там кому ни понадоби­лось, у меня всегда отыщется нужная вещь.

– Отличная идея! – с воодушевлением произнесла Ма­рина. – Вашим людям нет необходимости делать покупки в незнакомых городах, где их могут обмануть.

– Именно так я и сказала мистеру Джонсону, – отозва­лась Ма Джонсон. – Я ему говорю: «Зачем им терять время, слоняясь по чужим городам?» Мистер Джонсон не хуже меня знает, что артисты готовы спустить все до последнего пенса, так уж пусть лучше платят нам, чем каким-то чужакам.

– Разве те, кто работает в цирке, никогда не копят де­нег? – полюбопытствовала Марина.

– Копят? Не смешите меня! – Миссис Джонсон издала какой-то особый звук, который, очевидно, следовало расце­нить как презрительное недоумение. – Стоит им в конце недели получить деньги, как они того гляди выбросят все до последнего гроша на ветер за азартными играми!

Марине вспомнилась женщина, баюкавшая на руках седьмого ребенка, с которой она только что разговаривала. Очевидно, женщина эта принадлежала к той категории людей, которые никогда не думают о завтрашнем дне.

– Потому-то они и живут в долг, так лучше для них самих, – доверительно поведала Марине миссис Джонсон. – Хотя с какой стати я вам все это рассказываю? Это потому, наверное, Я что вы, милочка, не очень-то похожи на них. Вы сами откуда?

– Мы с мужем поженились совсем недавно, – нерешительно ответила Марина. – Раньше мне никогда не доводилось работать в цирке.

– Очевидно, ваш муж хорошо разбирается в лошадях, – сказала Ма Джонсон. – Сегодня утром Хандрати рассказал я мистеру Джонсону, что ваш супруг очень ему помог.

– Рада это слышать, – ответила Марина. – Да, он знает толк в лошадях.

– Что ж, я должна сказать, что мне очень приятно встретить здесь людей из Англии, – сказала Ма Джонсон. – Конечно же, мы взяли в эту поездку кое-кого из наших давних артистов, но многие из них не любят заграницу. Те, кого мы наняли здесь, – вот кто настоящие путешественники – поляки, чехи, итальянцы. Как я сказала мистеру Джонсону —наш цирк самая настоящая вавилонская башня.

Разговаривая с Мариной, Ма Джонсон не спускала с нее придирчивых глаз.

– А вы выглядите элегантно, милочка, – неожиданными сказала она. – Вот только юбка ваша ужасно помялась. Вам, как я понимаю, нужен утюг. Я не ошиблась?

– Да, и утюг в том числе, – ответила Марина.

– Вы

сами из Лондона? – поинтересовалась Ма Джонсон с нарочитой небрежностью, чтобы главное, что ее интересовало, прозвучало как бы между прочим.

– Я работала в Лондоне, – ограничилась короткой фра­зой Марина.

– Где же именно? – Заметив недоуменное выражение Марины, Ма Джонсон торопливо добавила: – Вы только не подумайте, что я сую нос в чужие дела, хотя и не отрицаю своего любопытства. В цирке нечасто попадаются люди, которые выглядят так, как вы.

– О; я самая обычная женщина. Мой муж – латиноамериканец.

Марина произнесла эти слова с гордостью, стараясь от­влечь внимание от себя, но тут же поняла, что это было крайне неосмотрительно. А что, если кому-то захочется узнать о Карлосе побольше? Если кто-то станет вынюхивать факты его биографии? Она была готова проклинать себя за допущен­ную оплошность, но уже ничего нельзя было поделать. Ска­занного не вернешь, и она знала, что Ма Джонсон с интересом ловит каждое ее слово.

– Правда? – удивилась торговка. – Я-то сама никогда не бывала в Южной Америке. Но скажу честно, не раз поду­мывала, что неплохо бы побывать там.

– Вы имеете в виду гастроли вашего цирка? – спросила Марина, надеясь тем самым переключить внимание собесед­ницы с Карлоса на себя.

– Я не всегда работала в цирке, – ответила миссис Джон­сон. – Вообще-то когда-то я исполняла номер на трапеции. Со мной в номере работали двое милых юношей. Мы выступали в мюзик-холлах, но затем мои партнеры решили, что в цирке можно заработать больше. Мы гастролировали с двумя или тремя цирковыми труппами – бывали в Германии, Испании, на се­вере Италии и, конечно же, во Франции. Однажды мы добра­лись до самой Польши – это было еще до войны.

– Вам нравилась ваша работа? – вежливо поинтересо­валась Марина. Она попыталась представить себе, как Ма Джонсон раскачивается на трапеции, но не смогла.

– Пока работаешь, за это неплохо платят, – ответила бывшая циркачка. – Но однажды мои партнеры крепко вы­пили и уронили меня. Я сломала ногу и после этого стала бояться высоты. Просто не могла пересилить себя. В резуль­тате пришлось уйти с арены.

– Какой ужас! – сочувственно произнесла Марина.

– Да нет, какой тут ужас, – улыбнулась Ма Джонсон. – Понимаете, я уже стала старше и сделалась слишком неук­люжей для подобных пируэтов, да и мне самой не хотелось в этом признаваться. А Альфред – мистер Джонсон – некото­рое время болтался в этом цирке, и я вышла за него замуж и, должна сказать, ни разу об этом не пожалела.

– Какая замечательная история! – воскликнула Мари­на. – Вам следует написать книгу о своей жизни.

Последние слова почти машинально слетели с ее языка. Подобные реплики обычно отпускались на вечеринках в адрес тех, кто сообщал о волнующем приключении или рассказывал историю своей жизни.

– Ну я не знаю, – несколько смущенно ответила Ма Джонсон, очевидно, приняв слова Марины всерьез. – Я вообще-то не мастерица писать. Никогда нигде и ничему не училась. Хотя не могу сказать, что меня это когда-нибудь огорчало.