Влюбленные
Шрифт:
— Интересно, за что?
— Главным образом — за глупость и самонадеянность. Хотел бы я знать, о чем вы только думали, когда решились в одиночку выслеживать этих двоих — убийцу-Карла и его сыночка-снайпера?
— Я думал об интервью.
— Что ж, вы получили даже больше, чем просто интервью.
— Намного больше, — тихо сказал Доусон.
— Мне очень неприятно вам это говорить, мистер Скотт, но мы очень рады, что вы его нашли и успели взять у него показания. Ваша видеозапись спасла Стронга от крупных неприятностей, да и дело об убийстве этой девчонки Демарко теперь
— Не забудьте также изменить вердикт, вынесенный коронером по поводу смерти конгрессмена Нулана, — напомнил Доусон.
— Как, по-вашему, отреагирует на эту новость мисс Нулан? — поинтересовался Уиллс.
— Ей будет нелегко.
По выражению его лица детективы поняли, что Доусон не собирается обсуждать с ними Амелию и ее возможную реакцию на последние новости. Наконец Такер сказал:
— Вы, я надеюсь, еще какое-то время пробудете в Джорджии?
— Я останусь здесь, пока не поймают Карла.
То, как он это сказал, Такеру очень не понравилось.
— Постарайтесь обойтись без ваших фирменных идиотских выходок, мистер Скотт, — проворчал он. — В конце концов, вы не полицейский.
— Как скажете, детектив.
— Просто предупреждаю. Не хочу, чтобы вы кончили так же… — Он кивнул в направлении упрятанного в пластиковый мешок трупа Джереми. — А это непременно случится, если вы и дальше…
— Я буду иметь в виду ваше пожелание.
— Послушайте, Скотт… — начал Такер несвойственным ему извиняющимся тоном, но запнулся, посмотрел зачем-то в сторону хижины, стряхнул с кончика носа повисшую на нем капельку пота и снова повернулся к Доусону. — Я знаю, что иногда бываю не прав. Обычно мне хватает мужества это признать. Так вот, я был не прав… Ну что, мир?.. — Он протянул руку, и Доусон с чувством ее пожал. В эту минуту толстый детектив показался ему почти приятным человеком.
Такер и Уиллс уже собирались уйти, но Доусон внезапно окликнул их.
— Эй, я должен сказать кое-что еще… — Он произнес эти слова с какой-то особой интонацией, которая сразу привлекла внимание детективов. Остановившись, они выжидательно повернулись к нему.
— Раньше в хижине не было крыльца, — сказал Доусон. — Джереми построил его намного позднее, чтобы замаскировать могилу.
— Какую могилу? — удивленно переспросил Уиллс. — Чью?!..
— Своей матери.
ДНЕВНИК ФЛОРЫ ШТИММЕЛЬ
2010 г.
Даже не знаю, какое сегодня число. То ли еще январь, то ли уже наступил февраль. Все, что я могу сказать, это то, что погода по-прежнему стоит холодная, в хижине сыро и промозгло, и моя простуда никак не проходит. В груди уже несколько недель саднит и ноет, но я стараюсь кашлять поменьше, чтобы не раздражать Карла. Он и без того срывается по любому поводу, а все потому, что нам приходится подолгу оставаться в хижине. Все дело в дождях. Они идут почти постоянно, а Карл старается не покидать хижину в дождливую погоду, потому что боится — на мокрой земле будут видны следы.
Сама-то
Но я стараюсь об этом не думать — от этого я только больше устаю. От беспокойства, тревоги, страха… Кроме того, я скучаю по Джереми. В последний раз он навещал нас примерно за месяц до Рождества. Скоро он опять едет в свой Афг. Карл говорит — Джереми сейчас очень занят; перед отъездом он должен «урегулировать важную проблему», и ему не до нас. Что это за «проблема», я понятия не имею, но думаю, что они с Карлом вот-вот начнут осуществлять свой «план». В чем он заключается, я тоже не знаю.
Мне ужасно жаль, что Джереми придется снова разлучиться с семьей! Когда он приезжал в последний раз, то показывал мне фотографии мальчиков и много о них рассказывал. Особенно мне понравилась фотография Хантера, который держит на руках своего младшего братишку. У них обоих такие милые мордашки! Мне очень хотелось оставить фотографии себе, но после того как я на них посмотрела, Карл забрал их и сжег. Я знаю — если этот дом когда-нибудь обнаружат, в нем не должно быть ничего такого, что могло бы связать нас с Джереми. И все равно, когда я увидела, как огонь пожирает фотографии наших внуков, я не удержалась и заплакала. Успокоиться я никак не могла, и Карл мне наподдал. Приказал, чтобы я заткнулась.
Даже не знаю, сколько дней назад я сделала последнюю запись в своем дневнике. Здесь ничего не происходит. Все дни похожи один на другой. Они как будто сливаются в один длинный, бесконечный день, который все тянется и тянется и никак не закончится. Ах, если бы только я могла заснуть и проснуться, когда будет весна и все изменится. Но заснуть я не могу. Я ужасно устала, и мне постоянно хочется спать, но в последнее время я почти не сплю. Кажется, у меня начинается лихорадка.
Днем, несколько часов назад, я прилегла на диван и долго лежала, закрыв глаза. Кажется, мне даже удалось ненадолго забыться. Когда я очнулась, то увидела, что Карл сидит за столом и как-то странно на меня смотрит. Я спросила, в чем дело, но он ответил — ни в чем, и, поднявшись, стал разогревать себе суп. Но я-то знаю — ему очень не нравится, что я заболела. Его это злит.
Несколько позже я сказала ему, что, если у меня будет микстура от кашля и аспирин (у меня целыми днями ломит все кости), я буду чувствовать себя лучше и быстрее поправлюсь. Карл сказал, что купит мне что-нибудь, когда погода прояснится и дороги немного подсохнут.