Влюбленный дьявол
Шрифт:
Попытка моя увенчалась успехом, я погрузился в дремоту и увидел приятные сны, словно бы созданные для того, чтобы душа моя могла отдохнуть от томивших её причудливых и пугающих мыслей. Впрочем, сон этот был весьма продолжительным, и моя мать, впоследствии размышляя над моими приключениями, утверждала, что он был неестественным. Проснулся я на берегу канала, откуда отплывают корабли в Венецию.
Уже стемнело. Я почувствовал, что кто-то тянет меня за рукав: это был носильщик, предлагавший взять мои вещи, но у меня не было с собой даже ночного колпака. Бьондетта появилась у другой дверцы и сообщила,
Что ещё сказать? На следующее утро я проснулся в роскошных апартаментах лучшей венецианской гостиницы, на площади св. Марка. Мне приходилось бывать здесь и раньше, и я тотчас же узнал её. Возле моей кровати было приготовлено бельё и роскошный халат. Я решил, что это предупредительность хозяина, видевшего, что я прибыл без всякого багажа.
Я встал и оглянулся, нет ли в комнате, кроме меня, ещё кого-нибудь. Я искал Бьондетту.
Устыдившись этого первого движения, я мысленно возблагодарил судьбу значит, этот дух и я не неразлучны; я избавился от него, и если за свою неосторожность я поплачусь лишь гвардейской ротой, можно считать, что мне очень повезло.
– Мужайся, Альвар,- говорил я себе,- кроме Неаполя, есть и другие дворы и государи. Пусть это послужит тебе уроком, если ты во обще способен исправиться. Впредь ты будешь вести себя лучше. Если тебе дадут отставку, тебя ждут любящая мать, Эстрамадура и честное наследие отцов. Но чего же хотел этот бесенок, не покидавший тебя целые сутки? Он принял весьма соблазнительный облик. Кроме того, он дал мне денег, я хочу вернуть их ему.
Не успел я закончить эти рассуждения, как мой кредитор вошёл в комнату в сопровождении двух слуг и двух гондольеров.
– В ожидании пока приедет Карло, вам нужны слуги,- сказал он.- В гостинице мне поручились за их честность и расторопность, а вот эти двое самые смелые молодцы Венецианской республики.
– Я доволен твоим выбором, Бьондетто. Ты тоже устроился здесь?
– Я занял в апартаментах вашей милости самую отдалённую комнату, чтобы как можно меньше стеснять вас,- ответил паж, опустив глаза.
Я оценил эту деликатность, с которой она выбрала себе жилище на некотором расстоянии от меня, и был благодарен ей за это.
"В самом худшем случае,- подумал я,- я не смогу прогнать её, если ей вздумается незримо присутствовать в воздухе, чтобы искушать меня. Если она будет находиться в заранее известной мне комнате, я сумею рассчитать расстояние между нами и соответственно вести себя".
Удовлетворённый этими доводами, я вскользь одобрил всё, что она сделала, и собрался идти к банкиру моей матери. Бьондетта отдала распоряжения относительно моего туалета; окончив его, я вышел из дому и направился в контору банкира.
Приём, оказанный мне, поразил меня. Он сидел за своей конторкой. Ещё издалека, завидев меня, он приветливо улыбнулся и пошёл мне навстречу.
– Я не знал, что вы здесь, дон Альвар,- воскликнул он,- вы пришли как раз вовремя, а не то я чуть было не совершил промах: я как раз собирался отправить вам два письма и деньги.
– Моё трёхмесячное жалованье?
– Да, и ещё кое-что сверх того. Вот двести цехинов, прибывшие сегодня утром. Какой-то пожилой дворянин,
– А он назвал вам своё имя?
– Я написал его на расписке; это дон Мигель Пимиентос, он говорит, что был у вас в доме конюшим. Не зная, что вы здесь, я не спросил его адреса.
Я взял деньги и вскрыл письма. Моя мать жаловалась на здоровье, на моё невнимание и ни словом не упоминала о посылаемых деньгах. Это заставило меня ещё глубже почувствовать её доброту.
Видя свой кошелёк столь кстати и столь щедро наполненным, я вернулся в гостиницу в весёлом настроении духа. Мне было нелегко разыскать Бьондетту в её убежище: это было некое подобие квартиры с отдельным входом. Случайно заглянув туда, я увидел Бьондетту, склонившуюся у окна над остатками старого клавесина, которые она пыталась собрать и склеить.
– У меня теперь есть деньги,- сказал я,- возвращаю вам свой долг.
Она покраснела, как всегда перед тем, как заговорить. Разыскав мою расписку, она вернула её мне, взяла деньги и сказала, что я слишком пунктуален и что она желала бы подольше иметь повод оказывать мне услуги.
– Но я должен тебе ещё за почтовую карету,- возразил я. Счёт лежал у неё на столе, я заплатил и с напускным хладнокровием направился к выходу. Она спросила, не будет ли у меня каких-нибудь распоряжений, таковых не оказалось, и она спокойно принялась за своё занятие, повернувшись ко мне спиной. Некоторое время я наблюдал за нею. Казалось, она была целиком поглощена своей работой, которую делала ловко и энергично.
Я вернулся к себе в комнату и погрузился в размышления. "Вот достойная пара тому Кальдерону, который зажигал трубку Соберано,- говорил я себе.- И хотя внешность у него весьма изысканная, он, несомненно, того же поля ягода. Если он не будет чересчур назойливым, беспокойным и требовательным, почему бы мне не оставить его при себе? К тому же он уверяет, что достаточно с моей стороны простого усилия воли, чтобы удалить его. Для чего же мне торопиться желать сейчас того, что я могу пожелать в любую минуту?"
Мои размышления были прерваны сообщением, что обед подан. Я сел за стол. Бьондетта в парадной ливрее стояла за моим стулом, предупреждая на лету каждое моё желание. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы видеть её: три зеркала, висевшие в зале, повторяли все её движения... Обед закончился, со стола убрали, она удалилась.
Пришёл хозяин гостиницы, мой старый знакомый. Было как раз время карнавала, и мой приезд не удивил его. Он поздравил меня с тем, что я живу теперь на более широкую ногу, что заставляло предполагать улучшение моих финансов, и рассыпался в похвалах моему пажу, самому красивому, самому преданному и кроткому юноше из всех, каких он когда-либо видел. Он спросил, собираюсь ли я принять участие в карнавальных увеселениях. Я отвечал утвердительно, надел домино и маску и сел в свою гондолу. Я прошёлся по площади, посетил театр, зашёл в игорный дом, играл и выиграл сорок цехинов. Домой я вернулся довольно поздно, побывав в поисках развлечений всюду, где их можно было найти.