Влюбленный джентльмен

Картленд Барбара

— Рубенс! — воскликнула она. — Если б вы только знали, как я мечтала увидеть хотя бы одну его картину! Какие краски! Так я себе и представляла! Однажды я прочитала в книге, что в каждой картине он всегда рисовал свою вторую жену, которую обожал.

— Я не хочу видеть вас на картине, — сказал граф. — Я хочу видеть вас в своих объятиях.

Тэлия оторвалась от созерцания картины.

— Довольно банальное заявление»— сказала она. — Совсем не похоже на вас.

— Проклятие! — вскричал граф. — Когда-нибудь

я потеряю терпение, и вам уже поздно будет жаловаться!

Тэлия рассмеялась:

— Вы меня не запугаете, — сказала она. — А теперь, видя ваше истинное лицо, я открою вам еще один секрет. Прошлым вечером, когда я отправлялась на встречу с вами, Анна дала мне с собой пистолет!

— Пистолет?

Изумление графа было очевидно.

— Он был у меня в сумочке. Довольно маленький, но с его помощью тоже можно наделать шуму.

— Вы поэтому заявили, что не боитесь, если я вдруг решу взять вас силой?

— Говоря по правде, я с самого начала сомневалась, что вы можете так себя повести. Дело в том, что, как я признала прошлым вечером, вы — джентльмен.

— Вы действительно заставляете меня поверить в то, что это какое-то преимущество!

— Я бы предпочла, чтобы вы сочли это качеством души, которым можно по праву гордиться.

— До тех пор, пока это чувство становится на пути у моих стремлений, гордиться мне им не хочется.

Граф шагнул навстречу Тэлии и сказал:

— Давайте прекратим эту словесную баталию. Вы нужны мне, Тэлия, и я не представляю себе своей дальнейшей жизни без вас.

В его голосе чувствовалась та интонация, перед которой ей оказалось трудно устоять прошлым вечером, и хотя граф не притронулся к ней, Тэлия вскинула руки, словно пытаясь защититься.

— Прошу вас… Прошу, — сказала она. — Не говорите со мной так. Уж лучше спорить и пререкаться.

— Я не хочу спорить с вами, — сказал граф. — Все, чего я хочу, — чтобы вы были моей.

Ему показалось, что Тэлия вздрогнула, и он продолжил:

— Думаю, вы уже заметили, даже если еще пока не признались себе в этом, что мы нечто значим друг для друга; нечто такое, о чем каждый из нас, отказавшись от этого или утратив, будет сожалеть.

Тэлия снова принялась рассматривать картину Рубенса, и граф тихо произнес:

— Посмотрите на меня, Тэлия.

Она покачала головой.

— Я должна ехать домой. Вам известно, что я не могу оставаться так долго.

— А если я попрошу вас об этом?

— Вы сами знаете ответ.

— Это не ответ. Вы просто стараетесь следовать выдуманным вами правилам, которые в случае, если это касается нас, теряют свой смысл.

— И все же вам придется тоже следовать им.

— Почему?

— Потому что… — начала Тэлия, но не закончила. — Прошу вас, отвезите меня домой.

— Я так хочу, чтобы вы остались! Неужели это для вас ничего не значит?

В его голосе

снова слышалась мольба, в которой было трудно отказать.

— Пожалуйста… — произнесла она.

Она взглянула на него и замолчала.

Не двигаясь, они взирали друг на друга, и весь мир для Тэлии исчез, оставшись только лишь в его серых глазах.

Его взгляд пронзал ее душу и тело и сливался с ее дыханием.

Впоследствии она не могла вспомнить, кто из них сделал первое движение.

Она неожиданно осознала, что граф держит ее в своих объятиях.

Ей не пришло в голову, что она должна сопротивляться.

Здравый рассудок оставил ее, и больше не существовало ничего, кроме его глаз, губ, у которых она оказалась в плену.

Их губы соединились, и Тэлия перестала быть собой, чувствуя, будто бы все ее тело сливается с ним воедино, словно от сотворения мира они всегда были одним целым.

Его руки сомкнулись крепче, а губы становились все более настойчивыми, и она почувствовала, словно ее от губ до груди вдруг пронзило странное сочетание боли и наслаждения, оно достигло сердца и стало его неотделимой частью.

И чувство это именовалось любовью. Оно было не таким, как Тэлия представляла себе раньше, но куда более острым, восхитительным и величественным.

И не нужно было бороться, ибо отныне она принадлежала не себе самой, но ему.

Он словно бы захватил и уничтожил всю сущность ее одиночества.

Это было тайной любви, чудом, перед которым она не могла устоять теперь и никогда.

В конце концов, когда она уже стала ощущать себя скорее ангельским, нежели человеческим созданием, граф оторвался от нее.

— Дорогая моя, милая! Зачем ты противишься этому? — спросил он. — Ты моя! Моя, и ты была моей изначально.

Тэлия постепенно вернулась к реальности, и это оказалось подобно падению с небес на грубую, жесткую землю.

— Пожалуйста… — прошептала она.

Словно разделяя ее чувства, граф сказал:

— Я отвезу тебя домой. Мы поговорим обо всем завтра.

Сейчас уже слишком поздно, а ты устала.

Обнимая ее одной рукой, он провел Тэлию через салон к залу.

Лакей поспешил подать ей плащ, а когда перед ней открылась входная дверь, Тэлия увидела ожидавшую их снаружи карету.

Она шагнула внутрь, все еще слишком растерянная, чтобы задумываться о происходящем. Словно разделяя ее чувства, граф обнял девушку за плечи, и она непроизвольно легла щекой на его плечо, но он лишь прикоснулся своими губами к ее лбу.

В тишине они направились в сторону Шеппердз-Маркет.

Позже, провожая ее сонными улочками к дому восемьдесят два, граф сказал:

— Ни о чем не волнуйся. Оставь все заботы мне. Завтра вечером я поведаю тебе о своих планах, которые все разрешат, и тебе не о чем будет больше тревожиться.