Влюбленный виконт
Шрифт:
Он устремил взгляд на двери и на толпу гостей, через которую им придется пройти, чтобы быстро покинуть зал.
– Да, видимо, так. – Они двигались сквозь толпу. Мэдлин казалась совершенно невозмутимой. – Но все же вам не нужно вести себя так, будто вы осуществляете права сеньора лишь для того, чтобы отпугнуть лорда Фитча. Я уйду с величайшей охотой. Если я споткнусь запутавшись в подоле платья, это, вероятно, привлечет к нам еще больше внимания, а внимания с нас уже достаточно. Стоит ли бежать сломя голову?
Конечно, она права: он держится
– Прошу прощения.
Вскоре, когда они добрались до выхода и по его просьбе им подали экипаж, он подсадил ее, уже в достаточной степени овладев собой, хотя за остальную часть ночи поручиться не мог. Он уселся напротив нее и постучал в потолок кареты, подавая знак кучеру.
– Быть может, завтра я займусь поисками нейтральной почвы.
Мэдлин выглядела потрясающе даже, при смутном освещении; в ушах у нее сверкали сапфиры под цвет платья. Голос ее прозвучал сдавленно:
– Прошу прощения?
Роскошные выпуклости ее грудей сбивали его с толку. Он перевел взгляд на ее лицо и пояснил:
– Место, где мы могли бы встречаться и быть вместе, помимо наших домов и домов наших соседей.
Густые ресницы слетка опустились на прекрасные глаза.
– Нет. Я ценю ваше предложение – поскольку понимаю, что вы сделали его ради меня. Лично вы, полагаю, много лет назад покончили с приличиями и смущением. Но уверяю вас, в этом нет необходимости.
Ему хотелось бы пообещать ей, что свет забудет об их неосторожном поведении или не станет расценивать его как таковое, но свет, в котором они вращаются, не склонен прощать. Однако он все же постарается уйти утром. Множество незаконных связей вызывают разговоры, и слуги часто знают больше, чем самые законченные сплетники, но его желание защитить ее не ограничивалось намерением положить конец непристойным предложениям Фитча.
– Там будет больше возможностей побыть наедине.
– Я очень редко провожу ночь вдалеке от Тревора. Мы всегда завтракаем вместе. Он иногда нуждается в моем присутствии ночью, если ему приснится страшный сон или он заболеет. Хотя он становится старше и теперь это бывает не так часто. Прошу вас, поймите меня правильно.
– Это мне не пришло в голову.
Он невольно улыбнулся. Мэдлин, с соблазнительными голыми плечами и прекрасными волосами, с близкой, теплой, ароматной роскошной плотью, была для него только привлекающим телом. Он никогда не думал о ней как о матери.
– Я договорился, что Элизабет проводят домой, но моя ответственность перед девушкой девятнадцати лет это совсем не то, что ваша перед маленьким мальчиком. Простите мою неосведомленность.
– Прощать здесь нечего. Когда у вас будут свои дети, вы, вероятно, поймете, как…
Голос ее замер, и она на мгновение отвела глаза.
Она не могла знать, как ранят его эти слова. Он сказал только:
– Ваше независимое положение, как мне кажется, увеличивает
Он всячески старался сгладить неловкий момент. Не хочет ли она иметь еще детей? Это тоже не приходило ему в голову. Она подарила мужу наследника, но, быть может, ей хочется иметь большую семью. Может быть, женщины хотят иметь дочерей так же, как мужчины – сыновей?
Этого Люк не знал. Он представил себе Мэдлин, беременную его ребенком, и тут же отогнал это видение. Он уже потерял однажды женщину, которую любил, и дитя, которое она носила. И знал, что не выдержит этого во второй раз. У Мэдлин хотя бы есть сын.
– Да. – Ответ состоял всего из одного слова, произнесенного с твердостью и уверенностью. – Он не помнит, как потерял отца, потому что был тогда совсем маленьким.
– Возможно, я исхожу только из собственного опыта, но пережить такое бывает не намного легче, когда вы старше и всё помните. – Люк мрачно созерцал дома, мимо которых проезжала карета, шторки на окнах были подняты, поскольку ночь была приятной. – Я был в Испании, когда получил письмо из дому. Мы только что выбрались из кровавой перестрелки, полегли сотни наших, но это я мог понять – ведь то была война, но я не мог осознать, как совершенно здоровый человек, каким был мой отец, может внезапно умереть от того, что врачи считали чем-то вроде легкого кашля.
– Как жаль.
– Со мной было так. Представьте себе взрослого человека, привыкшего, иметь дело с разрушениями, которые приносит война, потрясенного до такой степени, что он уходит в свою палатку и рыдает как покинутое дитя. Думаю, что к этому никак нельзя быть готовым.
– Никто не считает, милорд, что вы сделаны из камня.
Она говорила очень тихо.
Может быть, но временами ему хотелось, чтобы его чувства не были так глубоки. За его внешней холодностью скрывался совсем другой человек.
– Как бы мы ни выглядели, у нас у всех есть свои демоны.
– Согласна. – Мэдлин немного помешкала и добавила: – Мне было до крайности неприятно, что лорд Фитч манипулировал мной. Я все время спрашивала себя – что еще может он сделать, кроме как унизить меня публично, и тут поняла, когда он начал приставать ко мне, что он может сделать кое-что и похуже.
– И вы ловко ударили его кочергой по голове, – заметил Люк бесстрастно, радуясь, что их разговор перешел на другую тему.
Кроме их безрассудного взаимного притяжения, они оба пережили слишком много потерь. He стоило сосредоточивать на этом внимания.
Она ответила укоризненным взглядом, но губы ее скривились.
– Я хотела сказать, что эта катастрофа заставила меня пересмотреть мою жизнь.
– Как это?
Колеса кареты громыхали по булыжной мостовой, ночь была теплая, момент мучительный. Он уже бывал именно в таком определяющем месте, где всё решается, где обстоятельства встречаются с судьбой, и все ж ничего не сказал. Он не был готов давать объяснения. Возможно, никогда не будет к этому готов.