Вместе с Россией
Шрифт:
— На войне что отменно? Что завсегда свободно! И что православная душа задумала — сполнить можно!.. Грех не на нас… Дисциплина? Ее сполнять требуется на глазах у начальства… Ведь в деревне православный только во сне увидит, что каку бабу мни али за груди хватай! А тута не зевай — свои ли, чужие ли — все одно! — И Николашка хищно улыбнулся.
— Вот один такой дохватался — нос, говорят, скоро провалится!.. — под общий хохот выразился голубоглазый, круглолицый и крайне добродушный телефонист Сударьков, всегда в меру прислуживающий начальству и за то пользующийся
Василий насторожился. Он избегал вести пропаганду в открытую в столь разношерстной группе батарейцев. Своей задачей он считал отобрать надежных людей, создать организацию и вместе с ними агитировать против войны, против самодержавия, против буржуазии, наживающейся на крови и страданиях людей. Только самым доверенным солдатам он давал читать газету «Социал-демократ» и прокламации большевистской партии, взятые еще из запасного дивизиона в Петрограде. Листки эти были уже зачитаны до дыр, и Василий собирался использовать свой краткосрочный отпуск, полагающийся ему за отличную службу, чтобы в Минске получить пополнение литературы.
Опытный конспиратор, Василий внимательно изучал солдат и младших офицеров дивизиона, прежде чем начать серьезную работу. Слова телефониста его обеспокоили: значит, среди солдат пошли какие-то слухи о прокламациях, которые он кое-кому давал читать. Партийцам в армии было хорошо известно, что военная жандармерия и контрразведка дружно работают, зорко караулят большевистских агитаторов. В случае ареста большевику угрожал немедленный военно-полевой суд и расстрел. Вот почему он не стал вступать в спор с Сударьковым, а отшутился:
— Ты лучше у Сереги бумагу на закрутку попроси — у него много всего под зарядным ящиком!
— Какие тебе еще прокламации?! — вступился за Василия батарейный охотник [36] , полный георгиевский кавалер Дмитрий Попов. Бесшабашный и лихой в начале войны, он много раз смотрел смерти в глаза, пробираясь в тыл врага, за «языком». Постоянный риск и опасность развили его незаурядный ум, полковая школа бомбардиров, куда его определили после первой медали, дала кое-какую грамотность. Попов одним из первых потянулся к правде, которую принес на позиции питерский рабочий-большевик Василий. Он тоже почуял подвох в словах Сударькова и решил пооберечь друга и учителя.
36
Так в царской армии называли разведчиков.
— Нате, братцы, вам германские цигарки! — решил он отвлечь внимание артиллеристов от становившейся опасной темы.
Первым, как и положено, потянул свою руку младший фейерверкер — командир орудия.
Разговор пошел по другому руслу.
— Не сегодня завтра налетит оттепель, а там и распутица… — высказался бородатый и страхолюдный бомбардир-ездовой Прохор
— Твоего ума и не требовалосси… Господа енералы за тебя им пораскидывали… — протянул Николка. — Вот ежели нам за пехтурой гаубицы тянуть — так никакие битюги по ростепели не вытянут… Я вот, братцы, к Петряю — земляку — в 10-ю дивизию намедни погостить ходил… Так бруствер окопа склизкий, еще не совсем потекло, а на дне жижа хлюпает — присесть негде…
— Да-а! Нижним чинам нигде сладко не бывает… — протянул Серега-ездовой, притушивая свою цигарку на половине и убирая остатки в кисет. — И когды тольки все это кончится, царица небесная!..
— Не ей ты молисси! — опять вступил в разговор Сударьков. — Ежели о сохранении от внезапной смерти, то великомученице Варваре или святому мученику Харлампию… А ежели об умерших без покаяния, то преподобному Паисию великомученику…
— Не… — возразил ездовой. — Тут надоть от потопления бед и печалей Николаю чудотворцу помолиться… Али о прогнании духов преподобному Мамону…
— Не тем богам, мужики, молитесь! — погладил свои усы Попов. — Вам надо свечки ставить святому Симеону-богопринятому… о сохранении здравия младенцев!.. По наивности вашей…
Сударьков злобно глянул на охотника. Батарейцы грохнули. Тут и кашевары прикатили полевую кухню с горячей кашей и горячим супом…
…Поздно вечером, когда Мезенцев остался один и собрался ложиться спать, в сенях его избы заспорили два голоса, один из которых принадлежал его ординарцу. Кто-то настырный пробивался к командиру дивизиона. Потом раздался осторожный стук в дверь.
— Входите! — крикнул Мезенцев.
На пороге предстал, застенчиво сминая шапку в руках, телефонист первой батареи Сударьков.
— Чего тебе? — коротко спросил полковник.
— Так что, ваше высокоблагородие, разрешите доложить! — обратился бомбардир.
— Что там? Докладывай! — разрешил недовольным тоном Мезенцев.
Сударьков оглянулся на дверь и, понизив голос, почти шепотом начал:
— Так что, ваше высокородь, ерманского шпиена объявить!
— Где он? — изумился полковник.
— Наводчик второго орудия, бонбардир Василий Медведев, ваше высокородие! — четко, словно на занятиях по словесности, изложил Сударьков.
— Дурак ты, братец! — кратко резюмировал командир дивизиона. — Медведев — образцовый наводчик, лучший в дивизионе…
— Никак нет, ваше высокородие, шпиен он и листки разные нижним чинам подсовывает! Вот!..
Сударьков достал из папахи какие-то сложенные бумажки и протянул их командиру. Мезенцев взял листки, развернул. Это были затертый и треснувший на сгибах экземпляр газеты «Социал-демократ» и листовка — обращение Петербургского комитета РСДРП к рабочим и солдатам, — в которой рассказывалось о восстании моряков в Кронштадте. Мезенцев пробежал глазами несколько слов призыва к единению революционной армии о революционным пролетариатом и всем народом.