Вместе с Россией
Шрифт:
— Это все мама… — словно оправдываясь, сказала Татьяна, — она на свою пенсию демонстрирует Глебу, как надо жить!..
— А он? — поинтересовалась Настя.
— Ах! — махнула с пренебрежением Татьяна. — Он сюда даже не заходит в этот день, чтобы не расстраиваться…
Дебаты были в самом разгаре. Обсуждались только что появившиеся в печати сообщения о разрушениях, которые немцы причинили городу Радому, отступая под напором доблестных российских войск.
— Не «желтая опасность» угрожает в наши дни цивилизации, — страстно бросал слушателям бородатый депутат, — не азиаты рушат устои культуры, а варвары
— А какими потерями даются все эти наши победы? — ядовито подбросил вопрос депутату поджарый господин в визитке и полосатых брюках, явно не аристократического происхождения. — Потери у нас неслыханные, господа! — Гость в визитке воспользовался тем, что депутат на мгновение замолк. — Одних раненых собирают тысячами после каждого сражения… Настала эпоха пушек и пулеметов — они косят людей, как хороший крестьянин траву. И все-таки, осмелюсь заявить, жертв было бы гораздо меньше, если бы наша главная квартира вовремя позаботилась об оружии, патронах и снарядах!.. Ведь наши пушки не стреляют по той причине, что нет шрапнелей; у нас нет тяжелой артиллерии, господа, а военное министерство по-прежнему отписывается от запросов армии бумажными объяснениями! Поистине общественность должна брать дело снабжения армии в свои руки, господа!
— Именно так… — поддержал говорившего другой господин. — Это наша пагубная доктрина, о которой еще граф Лев Николаевич Толстой писал «дие эрсте колонне маршиерт, дие цвайте колонне маршиерт…» и, чтобы захватить полверсты у неприятеля, устилают ее ранеными и трупами солдат!
— Господа, господа! — вдруг прорезался визгливый голос правого депутата. — Напрасно вы ругаете верхи Российской империи. Мы здесь имеем образцы истинно римского благородства и самопожертвования!.. Вот вам свежий пример: все знают, что наш многоуважаемый председатель Совета министров, его высокопревосходительство Иван Логгинович Горемыкин, не имея министерского портфеля и казенной квартиры через это, получил ассигнование на покупку нового дома для лица, занимающего сию должность… — Кое-кто из любителей посплетничать насторожился, а депутат продолжал: — Хотя казна отпустила на покупку миллион, Иван Логгинович купил дом генерал-адъютанта Безобразова всего за 700 тысяч и совершенно отказался от дотации в двести тысяч рублей на приобретение мебели. Он перевез в новый дом свою старую мебель, а двести тысяч просил направить на улучшение санитарного дела в действующей армии!..
— Что за старец! Воплощенная экономия! — издевательски протянул со своего места бородач. — А вот Распутин не стесняется запускать руку в государев кошель!
— Что вы тут повышаете голос про Распутина ни к селу ни к городу?! — возмутился писклявый деятель правых. — Если бы Распутина не было, вам надо было бы его выдумать для компрометации царской фамилии!
Дискуссия стала переходить в ссору, а этого мадам советница не могла допустить, поскольку всякий скандал только вредит серьезному политическому салону.
— Господа! — влюбленным грудным голосом вмешалась Аглая Степановна, — пожалуйте ужинать, а то заморились, чай простынет!..
Известие о чае окрылило гостей. Они потянулись в столовую. Только самые заядлые спорщики остались в комнатах. Насте становилось интересно на этой ярмарке мнений.
За
Настя вышла в гостиную и вдруг увидела здесь хорошо знакомое лицо. Это был Гриша, бывший студент-белоподкладочник. Он возмужал, ему очень шла полувоенная форма английского покроя.
— Настенька! Здравствуй, здравствуй! — обрадовался он, увидев старую знакомую. — Я слышал, ты теперь замужняя дама? Представь, пожалуйста, супругу!..
— Его здесь нет! — довольно сухо ответила Настя. Григорий понял, что молодой женщине неприятно об этом говорить. Он истолковал это по-своему и немедленно стал проявлять знаки внимания Насте.
— Давай поговорим, дорогая Настенька! — засуетился Гриша. Он усадил ее на диван, сел рядом, взял ее руку в свои и, заглядывая в глаза, заговорил искательным голосом:
— Ну, пожалуйста, ну поговорим немножко!.. Я так давно тебя не видел!.. Ну, хочешь, расскажу, как я ездил недавно в действующую армию?!
Насте было неудобно резко оборвать его, хотя молодой женщине стало как-то нехорошо от липких, обволакивающих речей Гриши.
— Расскажи, — тусклым голосом согласилась Настя. Гриша, казалось, не замечал ее холодности. Он разливался соловьем, явно рассчитывая на других благодарных слушателей. Таковые не замедлили появиться. Несколько гостей попросили разрешения присесть рядом и послушать. Гриша широким жестом пригласил их рассаживаться.
Гриша дважды ввернул, что ездил в действующую армию по просьбе самого Александра Ивановича Гучкова…
— Что я видел!.. Что я видел!.. С продовольствием армии интендантство не справляется. Солдаты голодают. Пища нижних чинов плохая. Хлеба мало. Мясо, правда, дают почти каждый день, но с супом, а каши не дают совсем… Солдаты роют картофель… Все нижние чины уже жаждут мира и часто сдаются в плен, притом, как говорят, — с радостью. Сапог у многих нет, ноги завернуты в полотенца, а вагоны с сапогами стоят затиснутые на забитых составами станциях. Вожди сидят далеко от передовой за телефонами, связи с войсками не имеют…
Под оханье и покачивание головами внимательных слушателей Гриша с воодушевлением продолжал свой рассказ.
— Во время боев, когда германцы прорвались, Ставка прислала четырнадцать тысяч человек — и все без ружей! Эта колонна подошла чуть ли не на самую передовую и очень стала стеснять войска. Офицеры на войне хороши, а генералы плохи. Начальник дивизии Третьего сибирского корпуса Лашкевич бросил дивизию и бежал в Гродно. То же сделал Епанчин. Он бросил свой корпус и бежал от наступления неприятеля в Ковно… Как только немцы порвали телефонную связь, ее не восстановили конницею… Сам командующий армией лежал в обмороке и не распоряжался!..
Гриша все говорил, говорил, говорил… Настя вспомнила Алексея, перед ней встали сотни раненых солдат, которых она перевязывала в своем госпитале. Ей стало очень тяжело.
Молодая женщина осторожно, чтобы не перебивать оратора, поднялась с дивана и выскользнула из кружка, который ему внимал. В прихожей она быстро оделась и вышла на воздух. По ночному Невскому от Варшавского вокзала без остановки шли трамваи, полные раненых.
«Завтра в госпитале снова будет много работы», — подумала Настя и заспешила домой.