Вначале их было двое...
Шрифт:
Долго еще Мира стояла у окна, не отрывая глаз от степи.
Да, тридцать лет подряд пахала она в эту осеннюю пору, а до пахоты заботливо и любовно выхаживала пашню, чтоб налилась она влагой, согрелась под снегом и принесла людям изобилие и радость. И вот теперь, в самую жаркую страду, она смотрит, как пашут другие, и кто знает — быть может, ей навсегда придется расстаться с любимой степью, с делом всей жизни!
…Нет, об этом лучше и вовсе не думать!
Наконец, на пятые сутки поезд подошел к маленькому
Мира до утра просидела на скамейке около вокзала, продрогла и, как только встало солнце, направилась к видневшемуся невдалеке элеватору в поисках попутной машины. Найти ее удалось сравнительно легко.
— Далеко ль собрались, мамаша? — спросил ее хлопотавший около грузовика парень.
— А вы, случайно, не из «Первого мая»? — ответила вопросом на вопрос Мира.
— Оттуда. Но я сейчас еду в другое место. Здесь есть еще одна машина. Шофер куда-то уехал, но сказал, что завернет сюда.
И действительно, минут через десять подошел новый грузовик.
— Это вы едете в колхоз «Первое мая»? — спросила Мира.
— А вам туда надо? — с любопытством спросил шофер, невысокий черноглазый паренек. — К кому вы? Я там почти всех знаю. Вы в гости едете или поселитесь у нас?
— Знаете агронома Симу Славуцкую?
— Ну, как же? Кто же ее не знает? Бедовая… прямо огонь! А вы уж не матерью ли ей приходитесь?
— Угадали!
— Так как же вы не написали, что едете? Она бы вас наверняка встретила, — сказал шофер. — А, понимаю — хотели сюрприз устроить.
— Не совсем так, — ответила Мира. — Я уже давно к ней собираюсь, да никак не могла вырваться… Вы сразу поедете домой или у вас здесь еще дела?
— Сейчас еду и могу вас подбросить. Доставлю вас прямехонько к дому вашей дочки. Садитесь.
— Спасибо, большое вам спасибо, — обрадовалась Мира.
Мире не терпелось узнать, что с внуком. Она жадно расспрашивала шофера, не встречал ли он в последнее время ее дочь, не бывал ли у них случайно дома, не слыхал ли ненароком что-либо о ней и ее сынишке.
— Нет, слыхать ничего не слыхал, — простодушно ответил шофер, — а видел вашу дочку вчера, а может, позавчера, точно не помню.
Оба так захвачены были оживленной беседой, что и не заметили, как грузовик подъехал к дому Мириной дочери.
Не успела еще Мира вылезть из грузовика, как из дому выбежала стройная молодая женщина в красной шерстяной кофточке.
— Мамочка! Наконец-то! — подбежала она к Мире. — Почему ты не сообщила, что едешь, я бы встретила тебя на вокзале.
— Симелэ, доченька, — всхлипнула Мира, крепко обнимая дочку и целуя ее. — Я и сама нашла дорогу, не маленькая. Ты мне скажи лучше, как сыночек.
— Ничего, мама, ничего, ему уже немного лучше.
Сима подхватила чемодан и повела мать в дом.
Мира с первых же дней сильно привязалась к внуку. Она часами просиживала у его кроватки, развлекала
А между тем дни шли за днями. Осеннее солнце светило ярко, как в июле, но вечерний воздух был мглистым и сырым от тяжело нависших туманов.
Из степи потянуло холодным ветерком, пожелтевшие травы напоминали людям — осень наступила, настоящая осень, самая пора пахать.
И в такое горячее время Мира гуляет с внуком! А тут еще близится ее праздник…
«Нет, нет, раз Вова выздоровел, мне нельзя медлить ни одного дня, нельзя больше задерживаться!» — твердо решила Мира.
Мимо дома и палисадника Мириной дочки то и дело проходят люди. Из каких краев переселились они сюда? Мире кажется, что их думы сродни тем, которые она передумала, когда еще была молодой и только-только переселилась в Запорожье.
А впрочем, не совсем так: на новоселах родного ей колхоза долго еще после переселения лежала печать тех мест, откуда они приехали, да и называли их по этим местам — хащеватские, гайсинские, малинцы; а эти люди как будто здесь родились и прожили весь свой век.
В один из ясных осенних дней пришло письмо от председателя колхоза Давида Дашевского. Прочитав, что в колхозе всё делают, чтобы достойно отпраздновать тридцатилетнюю годовщину ее работы на тракторе, Мира решила вернуться в родной колхоз. Сима всячески отговаривала ее:
— Вовочка сильно привязался, заскучает без тебя… Да и тебе, наверно, будет без него тоскливо. Раньше он тебя не знал, ну а теперь ему будет нелегко без тебя.
— А мне, думаешь, легко будет без тебя и Вовочки?.. Но что поделаешь? Надо ехать — сама ты ведь хорошо знаешь, дольше оставаться здесь я не имею права.
Сима понимала, что матери трудно: как оторвешь сердце, если оно приросло и к близким людям и к родной земле, на которой прошла в труде почти вся ее жизнь?
Исподволь, без спешки Мира начала готовиться к отъезду. Она сообщила письмом о том, что скоро приедет.
Как Мира ни была поглощена заботами о предстоящем отъезде, ее потянуло в поле, посмотреть работу трактористов. И вот однажды утром отвела она Вовку к дежурной матери, одной из тех, которые по очереди присматривали за детьми, чтобы остальные могли спокойно работать. Сдав внука с рук на руки ласково принявшей его женщине, Мира отправилась на степные массивы, начинавшиеся сразу же за малообжитым поселком, чтобы посмотреть, как идет на них зяблевая вспашка.
На черной распаханной стерне в столетиями дремавшей, а теперь развороченной тракторами степи вновь начали пробиваться упрямый пырей, неистребимый ковыль и серая, отдающая горечью полынь. Испуганные появлением человека, вороны с хриплым карканьем целыми стаями поднимались в воздух.