Вначале их было двое...
Шрифт:
В доме Матрены Григорьевны зажгли праздничную люстру. Гирш зашел поглядеть на Зою.
— Приехала наша студентка. Похудела. Выглядишь как настоящая артистка. Вот подарок. Надевай.
Гирш протянул Зое футлярчик с модными золотыми часиками.
— В магазине сахарного завода купил. Премирую за правильное поведение, — пояснил он. И ушел, не дождавшись, пока Зоя раскроет футлярчик.
Гирш в свое время предсказал, что только часть слушателей школы механизаторов останется в Дубовке. Так оно и случилось. Многие ушли на сахарный завод,
Павел теперь заведовал не только мастерскими, но и гаражом. Это было выражением особого доверия к нему.
Павел Роденко знал: в армии за малейшее упущение при уходе за оружием строго взыскивалось, например, за грязную винтовку или пулемет. Но то была винтовка. А сейчас каждая боевая машина стоит многие тысячи народных денег. Это не раз подчеркивали командиры, наказывая провинившегося.
«А трактор? Комбайн? Электромотор? Дождевальная установка? Почему в колхозе считается нормальным, если тракторист, комбайнер бросает машину, где ему вздумается, оставляет ее грязной, варварски обращается с ней, ломает, портит ее по недосмотру, халатности и не несет никакой ответственности за это?.. За сохранность машины несет ответственность шофер такси, водитель троллейбуса, пилот самолета. А колхозный механизатор?» — размышлял Павел.
«Ведь стоит вовремя заметить разболтавшуюся гайку, шайбу, своевременно закрепить ее — и машина осталась бы в строю», — думал новый заведующий мастерскими и автогаражом.
Павел не терпел нерях: сам весь в мазуте, и машина его выглядит не лучше.
Став заведующим, Павел продолжал работать механиком. Если ферме или полеводам срочно требовался механик, электротехник, Павел нередко шел туда сам.
Всегда в чистом комбинезоне, свежей рубашке, выбритый и подтянутый, он всем своим видом словно говорил: вот каким должен быть современный колхозный механизатор.
Молодые парни стали подражать ему. Но это была только внешняя сторона дела. Требовалось главное — научить людей бережному отношению к машине.
Как-то маленький, шустрый, быстроглазый тракторист Николай Марченко вернулся с поля. По стуку мотора Павел понял — трактор не в порядке. Осмотрев машину, Павел с укором взглянул на тракториста:
— Загубил ты свой трактор. Он, как загнанный конь, смотрит одним глазом на тот свет.
— Сам знаешь, трактор старый, изношенный, — начал оправдываться Марченко.
— Тебе вручили исправную машину, а ты вывел ее из строя, вот мы и отремонтируем трактор за твой счет, — заявил Павел.
— Как за мой счет? Ишь придумал!.. Попробуй только, — возмущался Марченко.
Тракторист поднял шум. Его поддержали некоторые механизаторы. Конфликт разбирался на правлении. Назначили экспертную комиссию, и та представила половинчатое решение, которое больше устраивало Николая Марченко, чем Павла Роденко.
Павел потребовал создать новую комиссию, в которую вошли бы представители «Сельхозтехники». Новое заключение четко гласило — виноват тракторист Марченко.
Вскоре редакция районной
В Дубовку приехал корреспондент газеты.
Председатель правления собрал механизаторов, шоферов и работников мастерских и предложил им обсудить письмо, посланное в редакцию.
Обстановка в мастерских в эти дни была сложной. Некоторое недовольство новым заведующим по временам давало себя знать. Став заведующим, Павел как-то задержался возле слесаря Мишина, чубатого здоровяка, что-то мастерившего из металлических трубок.
— Что это? Поливальный агрегат? — спросил Павел.
— Ага. Сосед попросил.
— Неужели зарплаты не хватает? Или разбогатеть задумал?
— Так я же даром.
—: Ты даром, а за колхозные трубки деньги уплачены. На колхозном дворе тебя ждет, между прочим, жатка, ее надо отремонтировать.
В очередном выпуске колхозный «Радиокрокодил» привел в известной сатирической обработке разговор заведующего мастерскими Павла Роденко и слесаря Мишина.
Тотчас к Павлу домой прибежала жена Мишина, Степанида, звеньевая-свекловод.
— Мы таких героев, как ты, товарищ Роденко, видели… Ишь какой апостол явился. По чистой правде жить хочешь.
Степанида намеренно громко ругалась, чтобы и на улице слышно было. В дом Павла на шум зашли соседи. Павел спокойно сидел за столом, положив на него руки, подражая Гиршу.
— Глядите, добрые люди, — не унималась Степанида, — у него ничего не получилось с Зоей, так он на людей кидаться стал.
Слова ее, словно иглы, кольнули Павла. Он вскочил, хотел резко отчитать звеньевую, но сдержался.
В эту же ночь кто-то ножовкой подпилил в саду Лукьянихи несколько яблонь. Через несколько дней вечером в окно ее дома швырнули металлический болтик, он угодил в телевизор.
Все это случилось за полгода до приезда Зои в Дубовку.
В течение второго года жизни Зои в городе она и Павел не обменялись ни единым письмом. Зоя, естественно, многого не знала. Матрена Григорьевна в своих письмах не упоминала о Павле, его успехах.
Между тем в Дубовке и в округе многое изменилось. Закончилась стройка крупнейшего сахарного завода, на российской стороне пролегла широкая бетонированная дорога. Колхоз имени Ватутина протянул к ней грейдерную дорогу. Еще гуще стали хлеба, пышней сады. Начал работать колхозный маслобойный завод.
Главной фигурой в Дубовке становился человек, управляющий механизмами.
Прошло два дня, как Зоя приехала в Дубовку. Ей захотелось посмотреть, как изменилось за время ее отсутствия родное село, и она медленно пошла по улице.
Чистый голубой купол неба навис над землей. Давно Зоя не видала такого огромного, необъятного и высокого неба. Над синей зубчатой стеной леса стояли два белых облачка. Вскоре они исчезли, растаяли. Воздух насыщен был смешанным запахом яблонь, душистого меда, малины. Тишина… Только изредка в голубом просторе слышится веселое щебетанье, и тотчас же неугомонная птичья стая взмывает высоко вверх.