Внебрачный сын мэра
Шрифт:
— Варвара Ивановна, — это декан.
Боже. Я в него врезалась, когда торопилась на выход? Меня окатывает ледяной волной.
— Зайдите завтра утром ко мне на разговор, — как ни в чем не бывало просит он и идет в здание института.
Глава 12
— Скоро у меня будет отпуск, и мы с тобой обязательно придумаем что-нибудь интересное, — я подтягиваю к себе горячие пальчики Жеки и целую. — Будем много гулять и есть мороженое. Какое
— Шоколадное, — тихо отвечает сын, хлопая длинными ресничками. — Сейчас можно?
— Нет, малыш. Сначала тебе нужно выздороветь.
Я стараюсь улыбаться и говорить спокойно, а у самой сердце кровью обливается. Что может быть хуже, чем болезнь ребенка? Ничего. Я готова отправиться на край света за волшебной таблеткой, которая за мгновение сможет избавить его от температуры и боли в горле, если бы была уверена, что такая есть. Приходившая к нам участковый врач поставила Жеке диагноз острая ангина.
Сын расстроенно вздыхает и утыкается разгоряченной щечкой в подушку.
— Зато у тебя теперь есть стимул поскорее поправиться, — напоминаю ему я. — Я буду гладить тебя по голове, пока ты не уснешь и заберу твою болезнь.
Так я и делаю, пока дыхание Женьки не выравнивается, и он не начинает размеренно посапывать. На часах начало десятого вечера, а меня еще ждет куча непроверенных заданий от студентов. Лечь снова получится глубоко за полночь, а значит о том, чтобы выспаться, можно в очередной раз забыть.
Я наливаю себе чашку крепкого кофе и сажусь за компьютер. Иногда такая усталость наваливается — хоть плачь. Особенно когда вспоминаешь, что даже пожаловаться толком некому и помощи ждать тоже. Но в своей жизни я бы ничего не поменяла. Любимый сын и любимая работа — это то, что каждый день делает меня счастливой, невзирая ни на что.
На секунду прикрыв глаза, чтобы собраться, я вспоминаю лицо декана и его строгий командный голос. Неужели Гольберг чем-то недоволен? Таким тоном обычно вызывают на ковер. Ладно, сейчас не время на этом зацикливаться. Узнаю обо все завтра, а пока нужно работать.
Но следующим днем меня ждет сюрприз. Вместо обещанного вызова в кабинет декана, меня приглашают зайти к ректору. К самому Алтуфьеву Петру Константиновичу, чье имя на кафедре произносят только с благоговением и шепотом. Коллеги, узнав об этом, смотрят на меня с сочувствием и наверняка гадают, чем я так провинилась.
— Можно к вам? — постучавшись, я открываю дверь и неловко застываю на пороге, объятая суеверным ужасом.
— Заходите, Варвара Ивановна, — царственно кивает Петр Константинович, глядя на меня из-за массивного стола.
Я делаю первый робкий шажок и чувствую, как сердце в груди подпрыгивает. Потому что в кабинете мы не одни. Возле окна, прикрытого темно-синими шторами, стоит знакомая фигура.
— Добрый день, — сухо здоровается Алексей, пригвождая меня взглядом к полу.
Я
— Присаживайтесь, Варвара Ивановна, — Алтуфьев указывает на кресло перед своим столом и смотрит на моего бывшего мужа. Его голос смягчается, становясь дружелюбным: — А вы, Алексей Дмитриевич? Присядете?
— Постою, — отрезает Алексей, после чего взгляд ректора вновь падает на меня.
— Варвара Ивановна, я попросил вас зайти, чтобы прояснить несколько моментов по поводу вашего выступления. В ходе конференции у присутствующих сложилось впечатление, что вы, так сказать, перетянули одеяло на себя, лишив остальных сотрудников возможности выступить. Что можете сказать по этому поводу?
Я краснею, а следом бледнею. Алексей. Ну конечно это он. Тогда он все увидел и понял. Мне не показалось.
Я перевожу беспомощный взгляд с него на Алтуфьева. И что мне теперь делать? Не говорить же, что дочь декана допоздна шаталась по кабакам и потребовала выступить за нее? Гольберг после такого житья мне не даст.
— Мне жаль, что кто-то из присутствующих решил обвинить меня в присвоении чужой славы, — я вскидываю глаза и стараюсь говорить уверенно и твердо. — Тщеславием я не грешу. Задача была провести конференцию на уровне и со своей стороны я сделала все, чтобы так и было. Это все, что я могу сказать.
— Я посмотрел план выступлений, — подает голос Алексей, не прекращая сверлить меня глазами. — Перед вами должна была выступать Ольга Леонидовна Гольберг, дочь декана. На конференции она присутствовала, но на сцену так и не вышла. При этом сидела она в первых рядах и выглядела вполне здоровой.
— У нас с Ольгой была договоренность… — неуклюже начинаю оправдываться я, теряясь под мужскими взглядами.
— Варвара Ивановна, перед вами стоят два уважаемых человека, которые не привыкли, чтобы им лгали в лицо! — резко перебивает меня Климов. — Насколько я знаю, ваша коллега вернулась в гостиницу под утро, и скорее всего у нее попросту не было времени, чтобы подготовиться к выступлению. Желание трудиться за других и лгать, прикрывая коллегу едва ли можно считать качествами хорошего сотрудника.
Мне сложно дышать. Зачем он так? Уничтожает меня на глазах у Алтуфьева. Ему мало той боли, что он мне причинил? Мало, что унизил меня попыткой затащить в постель? Неужели он действительно так сильно меня ненавидит?
— Если только по какой-то причине вы не вынуждены прикрывать Ольгу Леонидовну из боязни попасть под прессинг ее отца, — заканчивает Алексей.
От неверия я каменею. И не только я. Алтуфьев тоже ошарашенно смотрит на Климова. До этого дня никто не пытался обвинить Гольберга в превышении должностным полномочий.