Внебрачный сын Миллиардера
Шрифт:
– Чистой воды провокация, – вмешался Прохоров. – Какие у вас еще есть вопросы к моему клиенту?
– Вы точно не заходили в его комнату?
– Я похож на того, кто шарится по спальням мужиков?
– Так да или нет?
– Нет!
Он полистать какие-то записи и остановился на одной. Поднял на меня маслянистые глаза.
– Ваше девушка – Анна Лазарева – как близко она была знакома с убитым?
– Они были едва знакомы.
– А вот мои источники утверждают, что видели их несколько раз вместе. Например, не так давно,
– Ближе к делу, – почувствовал, как закипаю.
День выдался крайне напряженным, я устал, меня раздражала эта ситуация и я обещал сыну отвезти его в зоопарк. А из-за этого чертова допроса вынужден протирать штаны здесь.
Этот паршивец даже в мир иной не мог уйти, чтобы не нагадить при этом мне.
– Ваш сын, ему два? – вдруг спросил он, и я ощутил, как глаза наливаются кровью.
– Причем здесь мой сын?
– Нет-нет, конечно, отношение к убийству он никакого не имеет. Да и ещё ведь не доказано, что он именно ваш, не так ли?
И вот тут клеммы сорвало: я подорвался и, уронив стул, резким ударом заехал придурку в табло.
– Какого дьявола, Рустам? Что ты творишь? – шипел на ухо изумленный Прохоров, наблюдая, как, запрокинув голову вверх, покалеченный Жданов сидит на кушетке. Кто-то колдовал рядом с перекисью и пластырем, бросая на меня пропитанные ядом взгляды. – Ты хоть понимаешь, что сделал вообще?
– Не надо трогать мою женщину и сына.
Эта тема – табу. Для любого. Никто не смеет ставить под сомнение мое родство с собственным ребенком. Даже я сам не ставлю, так что какого черта?
– Ты же сам все слышал: этот му…
– Да выбирай ты уже выражения!
– Хорошо, – протяжно выдохнул, глотая отборные маты. – Этот мудозвон намекнул, что Аня крутила за моей спиной с Залмаевым и родила от него.
– Я все слышал, но это не дает тебе никакого права распускать руки, – и забубнил еще тише: – Это полицейский участок! Дать по роже служителю правопорядка – это верные четырнадцать суток. И никакие деньги не помогут. За своего брата они будут стоять как за мать родную. Дело принципа.
– Значит, устрою себе долгожданный отпуск.
Жданов поднялся с установленной у стены кушетки и вернулся на прежнее место. С ватными тампонами в ноздрях он выглядел крайне нелепо, если не сказать больше – смешно.
– А у вас тяжелая рука, – явно храбрился. – Вы же понимаете, чем это для вас чревато?
– Понимаю. И не жалею.
Жданов прищурил и без того поросячьи глаза и, кивнув себе за спину, повысил голос:
– Уведите.
Сразу же в допросную вошли два мента и, скрутив руки за спину, накинули на запястья "браслеты".
– Продолжим допрос позже.
– Я тебя вытащу, – семенил следом Прохоров, ударяя при каждом размашистом шаге по коленям своим кожаным портфелем. –
– Надо, – отрезал я и, пригнув голову, чтобы не удариться о верх металлической решетки, прошел в узкий коридор, ведущий в СИЗО.
Я знал, что он сделает все красиво, но даже если нет – пусть. Не жалел. Об ударе точно нет, если только о том, что из-за этого имбецила меня на две недели отлучат от Ани и сына.
– У нас тут нет вип-камер, если что, – гаденько усмехнулся молодой литёха, петляя рядом со мной по закоулкам коридоров. – Все равны.
– Переживу.
– Ну-ну, – продолжал стебаться тот, и я поставил мысленную галку, врезать и ему при первом же удобном случае.
Когда мы дошли до зарешетченной камеры, я увидел, что "оттягиваться" здесь буду не один.
Опершись кулаками о низкую металлическую лавку, и вытянув ноги так, что они заняли все пространство "пентхауса", со скоростью реактивного двигателя отжимался здоровый такой детина весь в татуировках чикано.
Добрый, мать вашу, вечер.
А впрочем, какое мне дело до чьего-то соседства. Голова была забита совсем другим.
Я перешагнул через его ноги и опустился на свободный край лавки. Откинулся спиной на шершавую стену, ослабил узел галстука, что давил с самого утра.
Сама камера меня не пугала, вопросами по бизнесу тоже было кому заняться в мое отсутствие, но вот то, что придется оставить семью на чертовы две недели…
Стоп!
Я сказал семью?
Да, я именно так и сказал. Теперь она у меня есть.
Окунувшись в свои размышления я не сразу заметил, что татуированный бык поднялся и, вытирая полотенцем взмыленную шею, уставился прямо на меня.
– Ты мешаешь мне заниматься, – отрезал он и кивнул себе за спину, намекая мне перебраться на продавленную шконку.
Чего?!
Не трогай разъяренного тигра, а этот тип именно это и делал. Нарывался.
– Я буду сидеть там, где хочу.
– Уверен?
– Более чем.
Бык закатил глаза и, размяв шею наклонив голову вправо-влево, подошел ближе.
– Освобождай.
– Ты оглох? Я буду сидеть здесь.
"Сосед" шумно выдохнул и сделал то, чего я не ожидал – поднял край лавки, в попытке сбросить меня на пол.
А вот так мы не договаривались, ублюдок.
Меня и так все бесило с самого утра, и так хотелось еще разок заехать кому-то по роже, что этот бык оказался здесь как никогда кстати. Нет ничего лучше, чем спарринг с достойным противником.
Я только успел подумать, что, кажется, где-то видел его лицо, как бритый замахнулся и едва не попал мне в челюсть. Едва – потому что я вовремя увернулся и пудовый кулак угодил в стену. А вот мой угодил четко ему в табло.