Внимательный мозг. Научный взгляд на медитацию
Шрифт:
Кто мы без наших суждений? Если мы становимся «просто» любознательными, открытыми, принимающими и даже любящими, то куда девается при этом наша идентичность? Это похоже на курьез, однако на первый взгляд может показаться, что такие нисходящие влияния, как суждения, память, эмоциональная реактивность и идентичность, не слишком охотно ослабляют хватку, продолжая крепко держать наше сознание. Но кто мы без них? Преимущество отбрасывания суждений и пропитывание непосредственного переживания свободой означают, что жизнь становится более приятной, увлекательной, волнующей, гибкой и физиологически здоровой.
Мы уже уловили основную идею: вещи такие, какие они есть, находятся в столкновении с вещами такими, какими их ожидают наши нисходящие инвариантные процессы. Мы пропускаем ощущение через фильтр прошлого, чтобы сделать будущее предсказуемым. В ходе этого процесса мы теряем настоящее. Но поскольку настоящее – единственное,
Давайте теперь посмотрим, как происходит в мозге этот процесс демонтажа нисходящих влияний. Ощущение, как именно внимательность растворяет нисходящие влияния, возникает, когда мы объединяем представление о больших нейронных ансамблях с природой самоидентификации и идентичности. Мы предполагаем, что в коре имеет место направляющий поток из верхних кортикальных слоев, влияющий на входы от нижних слоев, и этот поток «разрушает» неблагоприятные входы с помощью нового интегрированного состояния нейронного ансамбля, которое мы и называем «внимательным осознаванием».
Одно невропатологическое наблюдение может пролить свет на то, как именно это происходит. При преходящей глобальной амнезии индивид временно теряет представление о своей идентичности – попросту перестает помнить, кто он такой. В моем случае, описанном в книге ранее, травма головы привела к временному прекращению проведения импульсов по аксонам в лобных областях коры, что считают механизмом реализации состояния, при котором сознание остается нетронутым, но представление о собственной идентичности полностью исчезает. Это не просто преходящая дезориентация после сотрясения мозга. Это состояние, в котором остаются ощущения, лишенные формирующего воздействия нисходящих влияний прошлого опыта посредством накидки идентичности. Это функциональное состояние говорит о том, что мозг может испытывать грубые непосредственные ощущения без ограничений личной идентичности, которая обычно фильтрует текущий чувственный опыт. Удар по голове раскалывает функциональные ансамбли, в которых закодирована идентичность самости.
Если мы задумаемся над природой глобальной амнезии и способах, какими внимательное осознавание добирается до глубин, лежащих «под» нисходящими влияниями самоидентификации, то, возможно, поймем, каким образом разрушаются в коре нейрональные проводящие пути, что влечет за собой отключение паттернов возбуждения нейронных сетей, активность которых определяет фильтрацию текущих восприятий через фильтр «самости». В главе 4 я рассказывал, что, находясь в состоянии преходящей глобальной амнезии после несчастного случая, мог свободно фокусировать внимание на текущих ощущениях. Мы знаем, что рабочая память, «грифельная доска» сознания, имеет ограниченную емкость, в которой хранятся присутствующие на переднем плане сознания образы различных модальностей. Процесс сохранения образов в рабочей памяти требует участия латеральной части префронтальной коры (дорсолатеральной префронтальной коры). Когда другие области мозговой активности функционально связываются с этой латеральной префронтальной областью – через фильтр, называемый зрительным бугром (таламусом), – представления, хранящиеся в более дистальных областях, немедленно появляются в сознании. Возможно, при глобальной амнезии вклад корковых сетей, определяющих самость, не попадает в фильтр нейронных входов таламуса, а значит, и в таламокортикальные пути. Лишившись этих поглощающих емкость рабочей памяти входов, ощущения становятся богаче, ярче и беспристрастнее.
Мой личный опыт после травмы позволяет предположить, что такое подавление нисходящих влияний со стороны самоидентификации на текущие чувственные восприятия вполне возможно, по крайней мере в форме функционального нарушения. По этой причине я часто думаю, можно ли разработать подобную форму ментальной тренировки, которая позволила бы добиться такого дефекта нисходящих корковых влияний. В этом случае мы могли бы длительно поддерживать ощущение своей глубинной самости, или чистого «я», или «я-ковости», вовремя замечая и устраняя ограничивающие ощущения обыденного «я», которые портят нам жизнь и мешают полной самореализации в настоящем.
Может ли внимательное осознавание вызвать функциональное разобщение больших нейронных ансамблей, которые обычно участвуют в процессе сотворения нашей идентичности? Поскольку состояния сознания проявляют положительную корреляцию с активностью распределенных по всему мозгу нейронных кластеров, мы можем представить себе,
Какие теоретические работы можем мы привлечь в поддержку такого предположения? Джеймс Остин писал о другом, столь же важном, процессе, называемом «кэнсё» [12] , выявленном при глубинном исследовании отношения между практикой дзен-буддизма и нейронаукой. Будучи неврологом, Остин хорошо разбирается в невропатологических расстройствах; как практику дзен ему известна и субъективная сторона погружения в измененные состояния сознания. Вот что он пишет:
Когда вы выходите за пределы этого простого различения самости на тело и психику, вам становится легче понять отличия одних состояний сознания от других. Например, первые, поверхностные, состояния погруженности выключают ощущение физической самости. С другой стороны, поздние состояния кэнсё не только выключают психическую самость. Просветление этого состояния трансформирует остатки предшествующих экзистенциальных концепций того, что составляет реальность. Кэнсё позволило мне с большей легкостью узреть операции отделенного «я-мне-меня» внутри моей самости, причем делая это с большей объективностью, и позволило понять, насколько сильно я обусловлен.
12
Кэнсё (яп.) – «видение собственной природы»; согласно некоторым представлениям, это предварительный проблеск пробуждения в дзен-буддизме, в отличие от сатори – просветленного состояния полного пробуждения. Прим. науч. ред.
Остин писал о двух отличных друг от друга нейронных контурах, которые он называл «эгоцентрическим» и «аллоцентрическим» соответственно. Он постулировал, что нейронные сети, важные для построения автобиографической, нарративно-повествующей самости, отключаются в состоянии кэнсё. Такие сети включают в себя таламус, находящийся в вершине ствола мозга и служащий релейной станцией, через которую проходит большая часть входов воспринимаемых сигналов. Вход от более глубоких структур наиболее базовой самости, на уровне ствола мозга или активирующей ретикулярной формации, способен открывать ворота этому потоку и изменять наше восприятие ощущения эгоцентрической или аллоцентрической внимательности. Остин предположил, что интраламинарные ядра таламуса могут вовлекаться в создание гиперсознавания, наблюдаемого в состоянии кэнсё, которое усиливает «высокочастотную синхронию» в более дистальных областях, например в коре. Эти таламические ядра могут формировать процессы повторного входа возбуждения, что создает резонанс в петлях, соединяющих кору с таламусом и возвращающихся затем в кору, изменяя функционирование эгоцентрических и аллоцентрических сетей. Эти предположения, признаёт Остин, нуждаются в опытном подтверждении.
Ньюберг сообщил, что, как выявилось, в моменты «пиковых» состояний в процессе буддийской медитации и во время практики молитвы, изученной в ходе исследования монашек христианского ордена, возникает общее снижение активности в зоне мозга, связанной с нашими телесными границами, – теменной коре. Хотя специфическая природа достижения таких субъективных состояний в цитируемом исследовании не прояснена, можно, однако, предположить, что коррелят изменения ощущения телесной самости, наблюдаемого в некоторых практиках, можно обнаружить в зонах коры, связанных с нашим переживанием своей идентичности.