Вниз по реке (Сборник рассказов)
Шрифт:
Он замолк, и на его лице грустно засветилась всё та же улыбка.
— Пока не придёт время собирать камни — медленно продолжил он — Или, кто-нибудь не возьмёт этот камень на себя — он глубоко вздохнул.
— Ни-че-го не понятно — сказал я и допил остаток чая залпом — А можно ещё?
— Конечно, конечно — засуетился сосед и снова наполнил мою кружку из заварника.
— Значит, вы берёте на себя чужие грехи? — спросил я.
Он на секунду задумался, и глубоко в его глазах что-то блеснуло. То ли слеза, то ли обида, я до сих
С тех пор мы частенько пили чай у него, и даже мой самодур-отец в конце концов смирился с этой непонятной для него дружбой, мальчика десяти лет и придурка живущего справа.
Когда мне исполнилось пятнадцать, я стал замечать в глазах моего друга какое-то опасение. Он стал иногда ни с того ни с чего оглядываться, и при этом в его глазах появлялся страх.
— Ты кого-то боишься? — спросил я как-то у него ломающимся голосом.
Я видел, что он и не хотел говорить и хотел говорить одновременно. Словно, что-то важное было готово сорваться с его языка, но некая преграда, подобная плотине на реке, не давала поведать. Однако сильные реки бывает ломают плотины, как спички, а то, что он носил в себе, было сильней любой реки.
— Они пришли за мной — наконец-то сказал он, когда мы в очередной раз пили его вкусный чай с маленькими баранками.
— Кто они? — спросил я, внимательно посмотрев на него. Его особая улыбка была как никогда печальна и извинительна.
— Его слуги.
Я молча смотрел на него, не зная, о чём спрашивать, но он продолжил сам.
— Я освободил немало чужих душ, и они устремлялись к Богу, и там славили меня. Бог был удивлён, но теперь он зол, и его слуги пришли за мной.
— Они убьют тебя? — испуганно спросил я.
Он пожал плечами, но это не было знаком не знания, это был просто его нелепый жест, которым он всегда пользовался совсем не по делу.
— Они превратят меня в камень. Наверное, в о-очень большой камень.
Он вдруг засмеялся, и мне стало жутко. Я ещё ни разу не слышал его смеха, за все пять лет нашей дружбы. Тогда моё сердце сжалось, и я думаю именно из-за тех детских переживаний я обеспечил себе ранний инфаркт в сорок семь лет, и вот теперь в пятьдесят два я умираю, лёжа в своей постели, и невольно вспоминаю о нём, о моём соседе справа и самом удивительным человеке в моей обычной человеческой жизни.
На следующий день я уехал в село к бабушке, помогать выкапывать картошку, и вернулся домой только через три дня.
— А твой то друг пропал — встретил меня язвительной улыбкой отец — Я ж говорил, придурок. Небось попёрся куда-нибудь, да и дорогу домой забыл. И ещё этот камень огромный зачем-то в свой двор притащил — мой отец громко рассмеялся — Ну точно, при-ду-рок — повторил он, захлёбываясь от смеха.
Тогда я в первый и в последний раз назвал вслух своего отца сволочью. Больше я его не видел. Прожил два года у бабушки в селе, а потом поступил в институт в другом городе и, отучившись, попал
Теперь мне пятьдесят два, я умираю, и вспоминаю о том времени, об улице утопающей весной в зелени, а осенью в дыму сгорающих листьев, вспоминаю о своём соседе и друге. И в моём больном сердце теплится хрупкая надежда, а вдруг моя душа устремившись к Богу, не упадёт вниз подобно метеориту, да, я прожил обычную человеческую жизнь, испачкавшись и в злобе, и в ненависти, но всё-таки — вдруг! Мне ведь это так нужно — приблизиться к Богу. Ведь я должен, я обязательно должен сказать ему прямо в лицо, так же, как и когда-то своему отцу, что он…
Тот, кто в темноте
Анна, покачиваясь, шла по пустынной улице спящего города. В голове шумело от креплёного вина. Идти не хотелось, хотелось спать. Она подошла к погруженному в неподвижный мрак парку, достала из маленькой, чёрной сумочки телефон, и набрала код, а затем пять семёрок.
— Такси?
— Да.
— Пожалуйста, на остановку возле центрального парка. Я буду прямо на остановке… — Анна икнула — Стоять.
— Минут пять подождите, пожалуйста.
Анна кивнула головой, и, бросив телефон обратно в сумочку, поплелась к остановке.
Слева чернел парк, справа, через дорогу, темнели высотные дома с ничего не отражавшими окнами, и со сладко спящими в своих кроватях жильцами. Краешком глаза Анна заметила в глубине парка едва уловимое движение. Что-то легко скользнуло во тьме и замерло. Анна резко повернула голову и всмотрелась вглубь тьмы.
Ничего.
— Но что-то же было? — подумала она, не сводя взгляда с одной точки.
— Может птица? Или ветка? — успокоила она себя через пару секунд и быстро зашагала по тротуару — Главное, не бояться.
Но страх уже подобрался к ней. Она почувствовала на шее его прохладное дыхание.
Она ускорила шаг. Недалеко, за тёмным пятном куста, послышался треск. Тьма зашевелилась. Анна вдруг почувствовала, что это всё. Интуитивно. Поэтому закричала чуть раньше, чем на неё бросился тот, кто в темноте.
Ильин не спал уже двенадцать часов. Было его дежурство.
Когда он был молод, дежурства не так утомляли его. Но теперь, когда ему стукнуло сорок пять, они действовали на его организм разрушающе. Он полусонно смотрел на труп.
— Кто сообщил? — спросил он у стоящего рядом сержанта.
— Таксист. В диспетчерскую такси «Альфа» поступил звонок. В три сорок. Девушка заказала машину к остановке возле парка. Таксист подъехал. На остановке никого не было. Он вышел из машины. Позвал. Ну, мало ли, девушка в парк отошла, ну там…
— Понятно — перебил Ильин — Дальше.
— Ну и нашёл её в семи метрах от остановки, возле кустов. Позвонил нам. Звонок поступил в три сорок пять.
— Пять минут — подумал Ильин — Убийце хватило меньше пяти минут.