Вниз по темной реке
Шрифт:
— Как же вы писали письма девушкам?
— У меня есть один приятель — грамоте обучен. А вызнать у слуг, что происходит в доме, совсем не сложно.
— Потом вы усыпляли жертв хлороформом и резали им запястья…
— Запястья — только после смерти, — поднял голову Прайс. — Это лишь малая часть того, что сотворил с моей девочкой тот человек. В конце концов, они должны были понять, что наделали, — умоляюще сказал он.
У меня перед глазами промелькнул образ распростертой на столе Элейн; рядом маячит Бэкфорд с порочной улыбкой, нашептывает что-то девушке
Уравновесить душевные весы невозможно. Как бы ни страдали Прайс и Элейн, смерть и мучения юных девушек оправдать нельзя. И ничем не поможешь человеку, потерявшему дочь. Осознав тщетность попыток найти решение, я впервые понял, что имела в виду ма Дойл, сказав: «Не всегда достаточно признать человека виновным или невиновным, чтобы исправить этот мир». Каков должен быть вердикт суда? Разве есть в этом случае справедливое, устраивающее всех решение? Как может суд найти способы примирения сторон или, тем паче, — искупления вины?
Я стоял на ветру, испытывая тоску за всех, кто пострадал в этом деле, и ощущая отчаянное желание сделать так, чтобы не навредить еще больше, а Прайс будто прислушивался к моим размышлениям.
— Что вы планируете сделать со мной?
Мне в ухо зашептал грозный голос Куотермена: «Если отпустишь преступника, я тебя уничтожу…»
— Мистер Прайс, — тихо произнес я. — Если я исполню свой долг, — вам придется предстать перед судом. Вы будете вынуждены рассказать историю Элейн людям, которых ее судьба нимало не заботит.
Его лицо исказила гримаса ужаса. Запрокинув голову, Прайс застонал.
— Я не смогу… Нет, черт возьми, нет!
Его голос поднялся до крика, перешедшего в приступ кашля.
— Отпустить вас я также не имею права.
Прайс затих, кинув на меня изумленный взгляд.
— Мне как-то говорили, что, прыгнув в воду с такой высоты, уходишь без боли, — пробормотал я.
Он судорожно вздохнул, и в горле у него что-то заклокотало.
— Вы… вы меня отпускаете… — устало и в то же время удивленно прошептал Прайс. Он помолчал, склонившись над парапетом и рассматривая водную гладь. — Здесь одно из самых глубоких мест на Темзе.
— Да, мистер Прайс.
— Вам не нужно беспокоиться — с наручниками я точно не выплыву.
— Нет, не выплывете.
— Вас наверняка осудят, если не поверят, что я сбежал, — заметил он, облизав пересохшие губы.
— Вы — сильный, крупный мужчина. Я попытался вас арестовать, но получил удар по голове, после чего вы бросились через парапет. Я не успел вас остановить.
— Почему вы хотите меня отпустить? — подумав, спросил Прайс.
Я заговорил, стараясь тщательно подбирать слова. Выразить мои истинные побуждения оказалось не так просто.
— То, что вы сделали с невинными женщинами, — неправильно. Не просто неправильно; это ужасно. Роуз Альберт, Джейн
Прайс вздрогнул.
— В то же время… приговор суда девушек уже не вернет, а вы от судебных заседаний и без того натерпелись достаточно.
— А что с Бэкфордом? — задыхаясь, произнес Прайс. — Я ведь не могу…
— С ним я разберусь. Они с братом каждый четверг посещают бордель.
— Да, в Хемпстеде, — кивнул преступник.
— Полиция иногда устраивает там облавы. — Я взял короткую паузу. — И следующая вполне может состояться в четверг.
Прайс слушал, затаив дыхание.
— Если станет известно, чем занимались там Бэкфорды, тюремного заключения им не пережить, — с чувством сказал я. — Можете на меня положиться.
Лицо мужчины разгладилось, и он, пару раз облегченно вздохнув полной грудью, приблизился к парапету.
— Подождите, — остановил его я. — Вы должны меня ударить.
— Верно… — Он отступил на шаг и вдруг застыл на месте, поведя мощными плечами, словно пытался избавиться от наручников. — У вас есть нож?
— Нож? Но я не могу…
— Нет-нет, — нетерпеливо произнес Прайс. — Срежьте медальон у меня с шеи. — Он наклонил голову, показав тонкий кожаный шнурок вокруг горла. — Это ее вещица. Не хочу, чтобы она ушла на дно вместе со мной.
Вытащив нож, я продел лезвие под ремешок и, разрезав его, поймал за концы. В ладонь мне упал оловянный кругляш. Я ощупал его. Похоже на образок — вроде того, что подарила мне Белинда. На моем был изображен Святой Михаил — покровитель полицейских, однако я не стал его носить и хранил дома, в шкатулке. Снова вспомнив слова Бел, я удивился, насколько по-дурацки себя повел, отказавшись от символа помощи.
— Кто здесь изображен?
— Святая Зита, покровительница горничных и домашней прислуги, — тихо сказал Прайс. — Кажется, Элейн она помочь не смогла. Вы сохраните медальон? Я недостоин того, чтобы меня помнили, а вот Элейн…
— Конечно, — сдавленно произнес я, осторожно опустил образок в карман и выпрямился, ожидая удара.
Удар был хорош. Его лоб с размаху врезался мне в голову. Свет на миг померк, и жуткая боль пронзила шею и позвоночник. Я потерял равновесие и, упав навзничь, встал не сразу. Словно в тумане видел, как могучая фигура метнулась в сторону и исчезла из вида.
Как только зрение прояснилось, я с трудом поднялся на ноги и наклонился над парапетом. В лунной дорожке, падавшей на реку, виднелся темный силуэт. Еще миг — и он ушел под воду. Поток сомкнулся и равномерно покатил свои волны дальше, а бледный серебристый луч, поглотив помеху, вновь протянулся от моста до скрывающегося в темноте берега. В груди у меня образовалась пустота, которая тут же заполнилась страшным сомнением.
Правильно ли я поступил?..
ГЛАВА 48