Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель
Шрифт:
— Это каких же?! — ощетинился Амфитрион.
— К примеру, Андромеда, дитя эфиопского племени, должна быть черна кожей. Зря, что ли, эфиопов зовут Людьми-с-Обожженным-Лицом? А твоя достопочтенная бабушка…
Ответ Амфитрион знал с младенчества:
— У эфиопов царского рода кожа светлее, чем у их подданных!
— Допустим. Но сам брак Персея и Андромеды выглядит еще более удивительным! Кефей, отец Андромеды, имел трех братьев. Ими были Феней — жених Андромеды, убитый твоим дедом — Эгипт и Данай. У Эгипта был сын Линкей. Таким образом, Андромеда — двоюродная сестра Линкея. Запомним сей факт.
Раб сделал паузу. Подтверждения
— Линкей родил Абанта, Абант родил Акрисия, Акрисий родил Данаю. Твой дед Персей — сын Данаи и Зевса. Улавливаешь?
Мальчик долго молчал, подсчитывая в уме. Дважды он сбивался, но упрямо начинал заново. Имена и степени родства путались, разбегались мышами по полу. Стоило титанического труда изловить их и посадить в клетку разума.
— Выходит, моя бабушка моему дедушке…
Он прикинул еще разок. Ошибка исключалась.
— Пра-пра-бабушка?
— Мудрость! — возликовал педагогос. — Великая мудрость снизошла к нам!
— Чепуха! Бабушка тогда давно умерла бы!
— Невеждам это без разницы. Но мудрецы — о, мудрецы знают, как трудно взять женой собственную пра-пра-бабушку! Это доступно лишь бессмертным богам. А еще мудрецы отмечают, что в нашей истории имеет место странное совпадение имен. Ибо мы видим несомненное сходство в именах Медузы, убитой Персеем, и Андромеды, взятой героем в жены [55] . В ряде толкований оба этих имени звучат как «Владычица». Но если Медуза — просто Владычица, то Андромеда — Владычица Мужей, что дает нам основания…
55
Андромеда — отгреч. («муж») и («забочусь, охраняю»). Корень содержит и имя Медузы.
— Заткнись! Замолчи!
— Ты чего кричишь? — спросил дедушка Персей. — Голова болит?
Мальчик огляделся. Хитрый раб предусмотрительно удрал.
— Н-нет…
— Тогда идем, — велел Персей. — Не отставай.
7
— Запомни это место…
Они шли по стадиону, дед и внук, как ранее шли пешком через весь Аргос. На них глазели. Мальчик стеснялся, мужчина был равнодушен. Мимо домов, храмов, лавок; между Аспидом и Лариссой, двумя холмами, увенчанными парой акрополей; и вот — мимо трибун, вырубленных в склонах других, дальних холмов. Казалось, на них глазеют по-прежнему. Стадион пустовал — ни души. Лишь тени давно умерших зрителей выбрались из глубин Аида. Хлебнув жертвенной крови, они на краткий миг вернули себе память — да, это Убийца Горгоны, как же он постарел, мы помним, о, мы помним его молодым…
Кипарисовый столб — старт бегунов. Второй столб — середина пути. Третий — финиш. Он возвышался у «пращи», напротив судейских мест. Столб украшала надпись «Поверни!» — руководство тем, кто бежал двойную дистанцию. Остальные столбы гласили: «Спеши!» и «Держись!»
«Спеши! — думал мальчик. — Не то опоздаешь стать героем…»
«Поверни! — думал мужчина. — Оглянись, и увидишь начало пути…»
«Держись!» — шептал стадион обоим.
Мальчик понимал, что он не первый, кого дед приводит сюда. Здесь бывали папа Алкей, дяди Электрион и Сфенел… Мальчик не догадывался, что он все-таки первый. Остальных
— Я стоял здесь…
Мальчик со всех ног кинулся к постаменту для дискоболов. Залез, примерился, взмахнул рукой. Чего-то не хватало. Ах, да — он спрыгнул, взял камень и опять забрался наверх. Эй, Гелиос! Берегись — зашибу! Говоря по чести, камень улетел не слишком далеко. Разочарован, Амфитрион бросил еще один камень, затем — еще…
— А он сидел тут…
— Кто?
Персей не ответил. Готовясь к новому броску, Амфитрион вдруг понял: кто! Рука стала мертвой. Камень упал на землю. Но дед сделал жест, словно поймал «диск» в полете. Мальчик представил, как чечевица из бронзы сокрушает дедову плоть, как он сам несется к трибунам, не в силах перехватить удар судьбы… Чужое прошлое ударило в голову неразбавленным вином. Понеслись в хороводе скамьи, колонны, столбы. Присев на край постамента, чтоб не упасть, Амфитрион боролся с дурнотой. Никакой целитель не помог бы ему в этой борьбе.
— Запомни это место, — повторил Персей. — Здесь началась моя война с Косматым. Тридцать лет назад. Я не знал тогда, что это война.
— Война?
Их разделяло пространство: от «пращи» до западных трибун. Их разделяло время: сорок один год. Их разделял опыт: гора и песчинка. И все равно Амфитрион впитывал слова деда, как сухая земля — воду. Видел тоску на его лице. Чуял кислый запах старости. Грайи, богини дряхления, бродили вокруг Убийцы Горгоны — убийцы их сестры! — боясь приблизиться на расстояние удара.
— Вон там, — палец деда указал в дальний конец стадиона, — храм Аполлона. Я был в храме, когда пришел Косматый. Я только что вернулся с запада. Он уходил на восток. Потом болтали, что я метал диск, будучи во хмелю. Это ложь. Просто Косматый говорил со мной наедине. Недолго, но этого хватило…
ПАРАБАСА. СЫНОВЬЯ ГРОМОВЕРЖЦА
(тридцать лет назад)
— Радуйся, брат.
— У меня нет братьев. Я один у матери.
— Зато не один у отца. Радуйся, Персей, сын Зевса и Данаи Аргивянки! Я — Дионис, сын Зевса и Семелы Фиванки.
На смертных с высоты пьедестала глядел Аполлон, сын Зевса и Лето Гонимой. Прекрасный лик бога портила брезгливая гримаска. Скульпторы утверждали, что как ни старайся, без гримасы не обойтись. Такова воля Аполлона; а может быть, характер. У ног статуи одуряюще пахли свежие венки — лавр, сельдерей, гиацинты.
— Чудесные цветы…
Дионис взял гиацинтовый венок, поднес к лицу. Надел, не смущаясь отнять у бога его приношение. Похожий на девушку, с жестами, плавными, как волна на рассвете, он был полной противоположностью хмурому атлету Персею.
— Ты знал его?
— Кого?
— Гиацинта. Правда, что этот спартанец был красивей меня?
— Не знаю. Мы не встречались.
Гиацинта, возлюбленного Аполлона, убил бог, неудачно метнув диск. Говорить об этом в предверии состязаний Персею не хотелось. Душно, подумал он. Надо выйти наружу. Дионис загораживал ему дорогу.
— Говорят, ты убил Медузу?
— Говорят.
— Не поделишься опытом?
— Нет.
— Братья должны делиться последним. Я бы отдал тебе все. Хочешь меня?