Внутренние дела
Шрифт:
— Такое случается.
— Да, случается.
Они помолчали. Дул жаркий ветер. Потом Энн сказала:
— Я понимаю, что ты имеешь в виду, когда называешь Нью-Йорк дурдомом. Сегодня спустилась в метро на Бродвее. Теперь там можно черт знает что услышать. Рядом со мной сидел какой-то мужик со своей десятилетней дочерью. Какая-то женщина стала рассказывать ему, что ее десятилетнюю дочь изнасиловал школьный учитель. Ей не нужны никакие деньги, она просто хочет знать номер юридической фирмы, которая занимается такими делами. Я хотела дать ей один номер, но промолчала. А потом у одной женщины
Каллен счел себя вправе не отвечать на этот вопрос, потому что как раз в это время к дому подъехала полицейская машина с включенной сиреной. К машине подошел Гриняк, открыл заднюю дверцу и помог выйти двум женщинам. Обе они были испанского происхождения — одна держалась с большим достоинством, другая находилась в истерическом состоянии. Мать и сестра Бермудеса. Фотографы и телеоператоры тотчас набросились на них, осветив их фотовспышками. Мэр Лайонс хотел подойти к ним, чтобы и его сняли, но Гриняк никого не подпускал к женщинам, грозя пистолетом. Собственно, он сделал только жест рукой, показывая, что собирается достать пистолет, но этого оказалось вполне достаточно. С помощью Циммермана, который следовал за полицейской машиной на своем «саабе», Гриняк провел женщин в дом номер 119.
— Они думают, что это работа Тома.
— Безумная мысль.
— Тем не менее они так считают. Пистолет такой же, как и тот, из которого убит Стори.
— Но зачем Тому это делать?
— Он хотел убить Веру, так как мстит всем родственникам Стори. Он убил Бермудеса, чтобы проникнуть в дом, а Ники принял за Веру.
— Они похожи.
Он покачал головой:
— Нет, не похожи.
— Тебе лучше знать. Ты чувствуешь разницу.
Каллен осторожно взял Энн за локоть:
— Позволь рассказать тебе одну историю.
— Джо…
— Это очень важно.
Старые времена:
— Так и думал, что найду тебя здесь.
— Кому интересно то, о чем ты думаешь?
— Я переезжаю в Калифорнию.
— Кому интересно знать о том, куда ты переезжаешь?
— В следующем месяце.
— Кого это интересует?
— Глупо было с моей стороны думать, что ты обрадуешься, услышав эту новость.
— Конечно, глупо. Ты — глупая шлюха.
— Это не так.
— Значит, все это происходило на самом деле, не так ли? Ты действительно занималась этим, когда училась в школе.
— Чем я занималась?
— Ну, трахалась с Томом. С кем ты еще трахалась, шлюха?
— …О, Джо.
— О, Джо.
— Неужели это был ты?
— Что ты хочешь этим сказать? Ты что, не помнишь даже, с кем трахалась? Шлюха.
— Ты написал это письмо, не так ли?
— Не знаю, о чем ты говоришь.
— Ты написал это письмо.
— Не знаю, о чем ты говоришь.
— Когда я получила это письмо, я сразу же пошла к Тому. Сама не знаю, как у меня хватило смелости, но я пошла прямо к Тому и спросила его: «Это правда?». Он прочитал письмо и сказал: «Нет, это неправда, Вера». Вернее, он так сказал: «Клянусь, что это неправда». Я поверила ему. Он хотел
— Я не знаю, о чем ты говоришь.
— Если ты хотел меня, почему ты не попробовал добиться того, чтобы я стала твоей? Почему ты пытался уничтожить меня?
— Как давно ты встречаешься с этим парнем? С Калебом? И сколько ему вообще лет? Наверное, ему лет сто, если не больше.
— Почему ты не добивался меня? Я знала, что нравлюсь тебе. Ты так часто приходил к нам, делая вид, что ходишь к Чаку, но на самом деле ты бывал у нас из-за меня.
— Ну и что, если даже ты мне и нравилась? Если б даже я стал встречаться с тобой, ты убежала бы к кому-нибудь другому.
— Ты глупый, Джо. Ты как ребенок.
— Ты же сама говоришь, что собираешься стать известной актрисой, а у известных актрис нет времени для семьи, друзей или личной жизни. Так что о любовниках и думать нечего.
— Я тебя не понимаю. Почему ты насмехаешься надо мной? Почему ты ведешь себя как ребенок?
— А тебе какое дело? У тебя есть свой Калеб. Он не ребенок. Ему сто с лишним лет.
— О, Джо.
Вера.
— О, Джо, Джо, Джо, Джо.
Вера, Вера, Вера.
Старые добрые времена:
Он написал пьесу в отчаянной попытке произвести на нее впечатление. Он также читал пьесы, критические статьи о драматургии, биографии драматургов и актеров. Покупал для Веры и себя билеты в театр и на концерты, в оперу и на балет. Он читал театральные журналы «Бэкстейдж» и «Варайети».
Каллен продолжал читать эти журналы еще месяцев шесть после того, как Вера нашла его в баре, куда он зашел, покинув театральную школу, где застал Веру сидящей на коленях у Калеба Иванса. Каллен перестал читать журналы только тогда, когда услышал о свадьбе Веры Стори и Калеба Иванса, в результате которой Вера получила главную роль в новом фильме Калеба, ибо он не только преподавал, но являлся еще и режиссером, которого иногда называли американским Бергманом.
Чтобы отпраздновать это событие, Каллен завернул свою пьесу в журнал «Варайети» и бросил в реку Гудзон, стоя на мосту имени Джорджа Вашингтона. Перед тем как швырнуть в реку пьесу, он подумал: а не прыгнуть ли ему с моста?
Энн спрыгнула с крыла полицейской машины, на котором сидела, в то время как Каллен предавался воспоминаниям.
— Я понимаю. Я хочу сказать, что я понимаю и не понимаю.
— Том и Вера несколько лет находились в близких отношениях. Она не говорила мне об этом, я сам догадался. Том запил, и с его баскетбольной карьерой было покончено. Он лечился. Я думаю, Вера помогала ему в этом, платила за лечение и так далее. Я сначала не понял ее реакцию на мое сообщение о том, что Тома подозревают в убийстве Чака. Она не просто удивилась или выразила сомнение. Она просто не поверила в это. Он даже в темноте не принял бы за нее другую женщину. Он чувствовал разницу. И он никогда не стал бы нападать на нее.