Внутри, вовне
Шрифт:
— Ну! Чего ты ждешь?
— Сейчас, сейчас.
Неловкая пауза.
— В чем дело? — спросила она через некоторое время.
— Ни в чем, — ответил я раздраженно.
Она поднялась на локтях:
— Ты когда-нибудь раньше это делал?
— Сказать по правде, нет. Но…
— Ладно, парень! Я не нанималась учить тебя, как трахать бабу. Мне некогда. — Она вскочила с кровати и, опять же во мгновение ока, снова влезла в трусы и надела шляпку с лентами. — Мне пора обратно.
Мы снова вышли на улицу.
— Можешь подвезти меня до угла Бродвея? — спросила она.
Конечно же, я ее подвез, и она вышла на тротуар, размахивая сумочкой. Все это происшествие, с начала до конца, заняло от силы пять минут.
Так закончились мои поиски женщины
Глава 62
Голдхендлер в Голливуде
— Голливуд! — воскликнул «Зейде». — Исроэлке, ты отправляешься в кабак!
— Ну, что ты, «Зейде», не такой уж я пропойца!
Я пришел к нему попрощаться. Мы с ним проштудировали отрывок из книги Левит — когда я бывал у него, мы всегда что-нибудь штудировали, — и я отправился в кабак. Заметьте, что «Зейде» не назвал Голливуд, скажем, Геенной или Содомом, а только кабаком — «шенк»: для него это было такое место, в котором еврею находиться немыслимо.
Голдхендлера пригласили в Голливуд написать сценарий фильма под названием «Тщеславие Эррола Кэррола». Голдхендлер дал несколько удачных реприз в одноименное брод-вейское ревю. Это название купила студия «Метро-Голдвин-Майер», и теперь нужно было сделать сценарий. Когда эмгеэмовский продюсер пришел к Голдхендлеру обсудить сюжет, Голдхендлер сходу выдал идею о миллионере, который финансирует ревю, и его двойнике, бродяге с Бауэри. Это была вариация древнего как мир сюжета о близнецах: миллионер и бродяга сновали туда-сюда между гримуборными актрис, залезали к ним в постели — при этом их принимали друг за друга — и все такое, в том же духе. Продюсер был в восторге, он долго тряс Голдхендлеру руку и сказал, что это — как раз то, что нужно для фильма; Голдхендлеру было предложено приехать в Голливуд и самому написать сценарий — на тех условиях, которые он сам для себя определит.
Когда продюсер ушел, Голдхендлер собрал нас в кружок и, наклонясь, сказал трагическим шепотом:
— Мы сели в лужу. У нас ведь ничего нет.
— Как! Да ведь это сногсшибательный сюжет! — сказал Бойд.
— Ты думаешь? Так сам и пиши. А я понятия не имею, что я такое наговорил.
Наверно, так оно и было. Голдхендлер нередко экспромтом придумывал ужасно занимательные истории, но потом, когда ему делали заказ, не мог написать ничего путного, сочинял что-то совершенно другое, а когда его спрашивали, где же все эти «смешные штуки», которые он выдал экспромтом, он только рукой махал.
Согласно условиям, которые доставил Голдхендлер, мы должны были ехать в Голливуд всей командой за счет МГМ: Бойд, Питер, я, Сардиния, две горничные и вся семья, кроме стариков родителей. Бойд сообщил нам, что жалованье Голдхендлер себе выцыганил совершенно умопомрачительное, и если сценарий «Тщеславия» вытанцуется как следует, он, может быть, и насовсем переберется в Голливуд — со всеми чадами и домочадцами и с нами грешными, потому что сейчас в кино можно делать очень большие деньги. На весь июль работы у нас было кот наплакал: всего лишь один заказ — на небольшую летнюю программу для комика, который обыгрывал греческий акцент и выступал под псевдонимом Николас Нидворакис; настоящая его фамилия была, кажется, Гинзбург. Он работал, как это называлось, «на свой страх и риск», то есть его шоу никто не финансировал, и он лишь надеялся завоевать успех и найти себе спонсора. Так что дела было немного, и мы с Питером писали для Нидворакиса тексты, пользуясь старыми-старыми программами, которые Голдхендлер в незапамятные времена написал для одного комика-немца, обыгрывавшего свой акцент. Мы меняли немецкий акцент на греческий и озлободневнивали остроты. Читателю может показаться, что это жуткая халтура, но Нидворакис был вне себя от восторга, и рецензии были лучше некуда; а коми-ка-немца никто уже и не помнил: его давно не было в живых.
Кроме нас, Голдхендлер еще взял с собой — разумеется, за счет МГМ — некоего Морри Эббота. Голдхендлер впервые в жизни ехал в место, находившееся западнее Ньюарка, и Морри Эббот
С самого начала нашей поездки на Дикий Запад Морри Эббот стал ментором для меня и Питера. Морри был из тех людей, которые знают все ходы и выходы. Это он заказывал нам канзасские шницеля, денверское пиво, шампанское «Таттингер» и форель из Скалистых гор. Он знал, где купить индейские одеяла и ожерелья, как торговаться с индейцами и сколько надо давать на чай официантам и носильщикам. И он изучил все вариации покера, прочел все новые книги и видел все последние пьесы и фильмы — и обо всем имел четкое собственное мнение. Что же до танцовщиц и хористок, то, если верить ему, на Бродвее и в Голливуде мало осталось таких, кого бы он не трахнул. По ночам, после покера, его главным развлечением стало рассказывать мне и бедняге Питеру о своих амурных победах над танцовщицами и хористками.
В целом, я бы сказал, Морри Эббот был такое дерьмо, какого я больше не встречал ни до, ни после — ни в мире индустрии развлечений, ни в литературном мире, ни в мире юристов. Вот вам пример: когда мы трое побывали на предварительном просмотре фильма «Унесенные ветром», Морри безапелляционно изрек: «Его нужно было сделать черно-белым и не длиннее двух часов, а как он есть, он позорно провалится». Такой уж он был знаток. Но тогда мы с Питером, по молодости лет, смотрели на него снизу вверх.
Но Голливуд он таки да знал! Он снял для Голдхендлера виллу в Беверли-Хиллс — как положено, с непременным огромным бассейном, двумя теннисными кортами, бильярдной, библиотекой, превращенной в кинопросмотровый зал, с патио, закрытой верандой, открытой террасой, садом и большими лужайками, которые были усыпаны цветами и осенены пальмами. Не успело семейство Голдхендлеров въехать, как Карл и Зигмунд, будто это было их наследственное поместье, стали остервенело сражаться в теннис, плескаться в бассейне и часами гонять бильярдные шары. Мы с Питером, как и Морри, поселились в «Саду Аллаха» — скоплении коттеджей вокруг большого бассейна, около которого можно было увидеть таких людей, как Сомерсет Моэм, Джин Фаулер и Скип Jlaccep. Лассер, впрочем, приехал позднее: он был тогда в Нью-Йорке, где работал над мюзиклом по роману Гашека «Бравый солдат Швейк».
Ну так вот, Гарри Голдхендлер вступил в Голливуд как лев. На первом обеде, на который его пригласили, а нас с Питером нет, были братья Гершвины, Олдос Хаксли, Джоан Кроуфорд, Франчо Тоун и Марлен Дитрих. «Король реприз» был душой общества. К тому времени он успел стать автором радиопрограмм для многих кинозвезд и заранее пользовался репутацией завзятого остряка. Мы с Питером теперь его и Бойда почти не видели. Морри, который консультировал Голдхендлера по поводу сценария «Тщеславия», сказал, что на студии все в восторге от первых страниц сценария. Программа Нидворакиса завоевывала все большую популярность, и деньги продолжали поступать. Голдхендлеры чувствовали себя на седьмом небе. Они плавали в бассейне, играли в бильярд и ходили по обедам, вечеринкам и скачкам. Миссис Голдхендлер накоротке сошлась с Джоан Кроуфорд, и, по словам Морри, они даже вместе ездили за покупками.