Во что бы то ни стало
Шрифт:
— Ребята, у нас с вами так много дела, — очень просто, задушевно сказала Марья Антоновна. — Через два месяца мы начнем учиться. Два месяца — шестьдесят дней. А сколько надо сделать! У нас за городом, возле Москвы-реки, огород. Правда, поздновато, но попробуем засадить его овощами. Есть морковь, лук, фасоль, обещали подбросить свеклу. У нас классы не подготовлены. Парты привезли, да половина сломана. Может, кто из вас умеет столярничать? Мастера мы пригласим, он покажет, материалу достанем… К зиме ботинок нету, а вы все разуты…
—
— Зачем? Достанем обрезки кожи. Нам обещали помочь на фабрике, где шьют обмундирование красноармейцам. Тачать выучимся! Тапочки веревочные, что на вас, думаете кто делал? Воспитатели сами плели. Сперва ужасно трудно было, какие-то уроды получались, а теперь… Ну-ка покажи! — Она повернулась к Дине, сидевшей рядом с Леной на скамейке.
Та торжественно и мрачно дрыгнула ногой, ребята покатились со смеха.
— Потом: девочкам надо теплые платья…
— Девчонкам? Я шить не буду, хоть убейте! — крикнул Васька Федосеев.
А его сосед, остроглазый, пропищал:
— Сапогов нету, босой прохожу!
— Босой? Посмотрю я, как ты зимой по снегу босиком попрыгаешь! Ты ведь из-под Таганрога, там-то тепло…
— А вы откудова знаете?
— Знаю. Потом: учебники у нас с вами есть, но такие растрепанные, просто срам. Можно наладить в бывшей сторожке переплетную мастерскую. Клей из крахмала, на чердаке пропасть старого хлама, картонок, папок…
— На чердаке? Хо-хо, я на чердак — хоть сейчас!
— А нам что, огороды копать? Дураков ищите!..
— Можно еще корзины из прутьев плесть! Я у корзинщика на базаре торговал.
— Фью, торговал! А где прутья драть? Лесу-то — фью…
— Так что же — значит, за дело?
Все сразу точно язык прикусили.
Марья Антоновна, задумавшись, остановилась у раскрытого окна. В него властно врывался низкий и протяжный заводской гудок.
Андрей Николаевич стоял посреди переулка у развороченной груды булыжника и внимательно смотрел сквозь пенсне в круглый, черневший из-под откинутой крышки пожарный колодец. У колодца лежали длинные и короткие отрезки тонких ржавых труб.
Странно, чем могли так заинтересовать Андрея Николаевича колодец и трубы? Вот он перескочил с груды булыжника, нагнулся, потрогал одну…
— И чего вы их, папаша, щупаете? — ехидно спросил молодой рабочий, разматывая моток проволоки. — Вчера приходили, сейчас… У нас ремонт.
— Послушайте, — Андрей Николаевич подвигал трубу ногой, — не можете ли вы продать или сменять одну вот такую? Например, на гвозди. У нас есть полфунта прекрасных гвоздей.
— Да на что она вам сдалась?
— Очень нужна. Понимаете, не мне лично, а детскому дому. Видите особняк?
Рабочий покачал головой:
— Товар уж больно ценный… А что за гвозди?
— Вершковые. Или вершок с четвертью.
— Новые?
— Нет, откуда! Но исправные.
—
— Да… Тогда я приду попозже. Только не забудьте!
И Андрей Николаевич зашагал по переулку, а рабочий снова взялся за проволоку.
Из ворот выбежали мальчишки с ведрами. Андрей Николаевич позвал одного:
— Алеша, когда вернешься, найди, пожалуйста, Дарью Кузьминишну и скажи, что я просил выдать полфунта гвоздей. Принесешь их мне в спортзал. Но сначала собери всех. Хорошо?
Алешка понимающе кивнул. Гремя ведром, помчался к водопроводной колонке, а Андрей Николаевич пошел через ворота к дому.
Громко названный им «спортзал» был большой комнатой с выщербленным паркетом, где под потолком висела хрустальная люстра, а вдоль окон стояли узкие длинные скамьи.
У стены возвышалось нечто вроде маленькой эстрады; вместо занавеса ее прикрывал искусно заштопанный гобелен, изображавший охоту — свору скачущих, похожих на ящериц собак и тощую-претощую амазонку. В центре зала, под свисающими на толстых веревках кольцами, лежал обыкновенный тиковый матрац.
Войдя в зал, Андрей Николаевич весь как-то переменился. Шаги стали легче, плечи расправились, голова держалась прямо, даже вызывающе.
— Зови! — коротко сказал он выглянувшему из двери Алешке.
В комнату беспорядочной стаей тотчас шумно ворвались ребята: мальчишки в трусах и безрукавках, девочки в коротких, колом стоящих коленкоровых шароварчиках. Андрей Николаевич выстроил всех по росту вдоль скамеек, прошелся перед ними, как полководец перед войсками, откашлялся…
— Немало лет назад, — начал он громко и торжественно, — когда я был еще молод, силен и здоров, мне пришлось преподавать гимнастику в частной женской гимназии. Воспитанницы носили тогда длинные, до полу, платья с пелеринами и гораздо больше занимались реверансами, чем гимнастикой.
— А чего это — реверанс? — спросила курносая смешливая девчушка.
Андрей Николаевич взялся пальцами за брюки, отвел правую ногу и плавно присел.
— А на кой? — прыснула другая, захватила пятерней шароварчики, дрыгнула ногой, но поскользнулась и чуть не упала.
— Так полагалось здороваться с классными дамами, с начальницей… Стойте смирно, вы в строю… Так вот: с сегодняшнего дня мы с вами начинаем заниматься гимнастикой! — Глаза у Андрея Николаевича по-молодому заблестели. — Для этого прежде всего нужны приборы. У нас есть этот прекрасный зал. У нас есть брусья. Где? Внизу, в подвале. Они сломаны, но мы их починим. У нас будет турник. Откуда? Мы его сделаем сами! В переулке чинят водопровод, мне обещали сменять великолепную трубу… Она заржавлена, но это ерунда, отчистим. У нас с вами есть настоящие гимнастические кольца!.. — Андрей Николаевич широким жестом показал на свисавшие с потолка веревки.