Во что я верую
Шрифт:
Но Откровение — это в точности то же самое: история странничества. Или, точнее говоря, Откровение, среди других каких-то слов, внутри истории вообще, — это некое Слово и некая история, смысл которых и составляет Откровение. Ведь смысл этой истории и смысл этих Слов состоит как раз в том, что случился некий уход в другое место в знак исполнения услышанного приказа: «И пошел Аврам, как сказал ему Господь» (Быт 12: 4), — и это и есть Откровение. Таковы история и Слова, носителем и прилежным распространителем которых станет человеческая память, после чего их запечатлеет Писание, когда будут созданы, отработаны, обдуманы и постепенно уяснены приемы такой фиксации: «И да будут слова сии, которые Я заповедую тебе сегодня, в сердце твоём. И внушай их детям твоим» (Втор 6: 6–7). Данная фраза из пятой книга Торы, Второзакония, указывает на место этого Слова. Его место, расположение — это сердце, я его назначение — быть воспринятым и переданным.
Вначале —
Так укореняется Откровение. Его начальный этап — индивидуальная судьба, судьба Аврама. Затем — судьба особая, судьба Павла, гонителя христиан, которого на пути в Дамаск ожидала встреча с Христом воскресшим. Этому предшествовало приключившееся на берегах Тивериадского озера с ватагой рыбаков из Галилеи. И тут же — ваша судьба, читатель, мой друг, мой брат. И случившееся со мной.
Понятно, что Откровению оказалось необходимым двойное движение. Вначале — зачастую трудно понимаемая весть и ее истолкование: «Блажен ты, Петр, ибо сие не плоть и не кровь…» [162] . Откровение, Бог, открывающий Себя, открывает Себя в этом двойном движении. Слово Откровения есть, таким образом, медленное возникновение слов, создающих смысл для самого средоточия некоей особой истории, значащей для всей истории вообще, включая сюда и само присутствие Бога во вселенной, которую Он хочет спасти, — присутствие в лице человека: Иисуса из Назарета, Сына человеческого, … Сына Божьего… Сына Бога живого, Того, кто явил Его.
162
Недословно цитируется Евангелие от Матфея (16: 17).
Ничто так не разъясняет движения Откровения, как рассказ о волхвах. Он не по вкусу богословам новейшего толка. О случившемся сообщает только один из евангелистов — св. Матфей. О движении Откровения этот эпизод говорит больше и лучше, чем иные пухлые, тяжеловесные трактаты.
Пастухи и волхвы собрались вокруг колыбели Христа, чтобы приветствовать рождение, состоявшееся в тяжких условиях неумолимой переписи, проводимой под при дирчивым надзором тупых чинуш. Разные части этой картины описаны только у одного какого-то евангелиста: о пастухах повествует Лука, о волхвах — Матфей. Цер ковная традиция никогда их не разъединяла. Не так уж важно, что в наши дни волхвы вызывают тревогу, тогда как пастухи приносят успокоение. «Золотая легенда» превращает волхвов в царей-волхвов. Они пришли с Востока. Это ученые, мудрецы; по тогдашним веровани ям должна существовать взаимосвязь между происходя щим на небе и на земле: одно отражает другое, наподобие принципа Маха в современной физике. Это верование мы находим почти везде. Оно сильно в Китае, а ныне оно еще лежит в основе веры в гороскопы. Эти волхвы, несомненно, наблюдают за небом, наподобие тех, кто повсюду предсказывает будущее, составляет гороскопы, дает советы государям и сильным мира сего. Эти ученые представители тогдашней науки принадлежат к самым знатным кругам восточных языческих держав. Что усмот рели они на небе? Звезду необычайной яркости, отдален ную supernova [163] , взорвавшуюся за несколько сот тысяч лет до того; ее существование засвидетельствовано, и двести пятьдесят миллионов человек видели ее, но не придали этому никакого значения. Для тех, кто проводит жизнь за профессиональными наблюдениями неба, феномен звезды поразителен. Такое событие в небе может соответствовать только чему-то единственному в своем роде, какому-то неслыханному событию на Земле: рождению владыки, призванному потрясти вселенную. Яркий свет в ночи — это благоприятное знамение. Это событие, несущее радость.
163
Сверхновая, только что вспыхнувшая звезда (лат.).
Знамение природы, доступное всем, звезда волхвов принадлежит Откровению естественному. Но его истолкование незаметно отклоняется от намеченной цели. При такой путеводной звезде дорога уже оказалась проложенной в сознании. В самом деле, она может привести в Иерусалим, к тому странному, норовистому еврейскому народцу, которому неуютно как под сапогом эллинистических, так, позднее, и римских владык. Этот народ служит богу неведомому, владыке и творцу вселенной, отождествляемому с представлением о высшем боге, которое носится в воздухе или всплывает почти повсеместно;
По завершении своего извилистого пути эти волхвы, посланцы человеческой науки и доброчестного людского внимания к строению мира, прибывают в Иерусалим, где, со своей верой, не подтвержденной знанием, они получают необходимые им дополнительные сведения у ничем не примечательных людишек, знающих без веры, из числа чающих Мессии, надежды которых именно в это время начинают сбываться столь необычным образом, что им и невдомек, что они — у самой цели. Ведь Мессии суждено предстать не могучим борцом за восстановление земного величия народа Израилева, а Тем, воздействие которого вносит в сердца покой, тишину, бодрость… и ведет к согласию с тем, что может быть не завоевано, а только воспринято.
Итак, вот оно, Откровение: не отчаиваться, не отрекаться от смысла, от связности. Невозможно допустить, чтобы у мира не было смысла, согласующегося со смутной устремленностью, которая в том или ином виде пребывает в душах у всех людей.
И раз уж такой ответ существует лишь как указание на возможность взаимосвязи в мире восприимчивости, доступной обычному здравому смыслу и чувствам, то он представляет собой согласие подчиниться водительству некоего знания и примера, идущих непосредственно из Нездешности, о существовании которой мы можем знать, не будучи при этом в силах четко определить ее.
Но путь, начертанный иудео-христианским Откровением, — одновременно, в силу своего своеобразия, и самый необычный, и самый простой.
Этот путь есть, разумеется, совокупность слов — разве есть в ходу у нас иной язык, помимо словесного? — совокупность слов, которая составляет не изложение умысла, не догматическое сообщение, но некую историю, а по завершении этой истории, насчитывающей дважды по тысяче лет, — пример, очевидность некоей Жизни, причем только еще предстоит мало-помалу выявить насыщенность и смысл этой истории и жизни; впрочем, коль скоро вы вступили на этот путь хотя бы по недосмотру, то этот смысл будет вам постепенно явлен — смысл той жизни, что придает жизни и миру как раз тот Смысл, которого вы алкали.
Глава XIV Сотворение мира
Откровение — не догмат; но люди, вполне естественно, вывели из него догмат (один, хотя иной раз ему случалось в чем-то менять свой вид). В ходе истории споры больше касались видоизменений, связанных с его передачей, чем его собственного характера, форм и содержания [LXXXIV] . Откровение — это Священное Предание народа, на пути которого оказалось Писание, чья явная достоверность подтверждена единодушием, с которым его признал народ, усматривающий в нем свое Священное Предание, воспринятое затем теми, кто уразумел его: оно признано в качестве слова нездешнего происхождения, и его истоки — в самой основе сущего и всякого знания. Это Слово, которое Бог, по прекрасному выражению Жана Кальвина, вдохнул в составителя библейского корпуса, неоспоримо звучит у меня в сердце, когда я внемлю ему, как Слово Божие: мы называем это двойным свидетельством Бога-Духа Святого. В состав этого корпуса Писания входят записанное, воспринятое, засвидетельствованное Священное Предание древнееврейского народа, исторического носителя надежды на Мессию, — и Предание, донесенное апостолами и касающееся жизни, поучений, смерти и воскресения Иисуса Христа, то есть Предание, связанное с древнейшей Церковью и включенное в корпус текстов Нового Завета.
LXXXIV
Способы и формы я рассмотрел в Йglise. culture et sociйtй, SEDES, 1980.
Удивительно единодушие, проявленное в ходе истории по поводу этого корпуса. Разногласия ничтожны. Они касаются места, которое надлежит отводить шести книгам, учтенным только традицией Семидесяти толковников (греческий текст Ветхого Завета); то же относится к возможности включения тех дополнительных святых преданий, которые не вошли в канонический текст Писания [LXXXV] . Более серьезны разногласия по толкованию того или иного места в этом корпусе.
Что поразит того, кто наблюдает за человеческой историей с отдаленного Сириуса [164] , так это невероятное единодушие, проявленное в ходе истории пятнадцатью миллиардами людей по поводу библиотеки, в которой содержится история, придающая истории Смысл.
LXXXV
Таково расхождение между католической традицией, повторно провозглашенной на Тридентском соборе, и более ограничиваю щей программой, провозглашаемой течениями Реформации. См. Йglise, culture et sociйtй, op. cit.
164
Возможно, намек на повесть Вольтера «Микромегас».