Во имя Абартона
Шрифт:
– Точно не Эскотт!
– Миро развел руками.
– Вот пара парней из Арии, это его, гм, работа. И тот сопливый мальчишка из де Линси, который пишет за всех в Абартоне работы. Обожает крепкий член, с Эски берет натурой.
Мэб поморщилась. Заметив это, Миро подмигнул.
– Такие дела, добрая леди. Еще что-то?
– На вопрос вы так и не ответили, Миро, - сухо напомнила Мэб.
– Нет, - юноша скривился.
– Я не знаю никого, кто спал бы с
– Идите вон, - вздохнул Реджинальд.
Миро ухмыльнулся довольно, отвесил шутовской поклон и выскочил за дверь. Реджинальд коротко выругался и потер переносицу.
– Ты веришь ему?
– Мэб после кратких раздумий протянула руку, коснулась напряженной шеи мужчины и принялась разминать ее пальцами.
– М-м-м… Не знаю. Он — паренек неприятный, но кое в чем он, увы, прав. Мы заранее знаем виновных. Эскотта вычеркиваем?
Мэб поежилась.
– То, что он предпочитает мужчин вовсе не значит, что он не спит с женщинами, - первая часть фразы далась ей нелегко, и тон вышел какой-то ханжеский.
– К тому же, он мог фотографировать.
– Резонно, - согласился Реджинальд и крикнул: - Следующий.
* * *
Следующим был Эскотт, развязный, и как показалось, манерный юноша лет двадцати, в точности такой же самодовольный, как и Миро. Он напомнил о том, что отец его — Питер Уинрэй Эскотт — верховный судья, грозил расправой, всеми возможными казнями, начиная от увольнения и заканчивая выплатой колоссальной компенсации за клевету. К концу прочувствованного монолога Реджинальд не выдержал и поинтересовался, во сколько же оценивает свою честь сын верховного судьи. Эскотт-младший, задрав высоко остренький подбородок, придававший всему его миловидному лицу сходство с мордочкой какого-то юркого и не слишком приятного грызуна, сообщил, что речь идет по меньшей мере о сорока тысячах. Нет, пятидесяти.
– Я заплачу, - кивнул Реджинальд.
– Если надо, я и сто заплачу. Когда вы докажете факт оскорбления. После долгого и утомительного суда. А пока, ответы, пожалуйста.
Однако, разговор с Эскоттом ничего не дал, как и беседа с арктически-спокойным Маркусом Дильшенди, племянником кардинала Дильшенди, человека приближенного к королеве. С ним приходилось быть осторожным, потому что люди, попавшиеся на дороге у кардинала, очень легко расставались с работой, а послухам и с головой. Он был фигурой куда более опасной, чем судья Эскотт. Впрочем, своим родством Маркус Дильшенди не кичился, ни разу не упомянул дядю в разговоре и держался непринужденно, спокойно отвечая на вопросы.
Потом были Д“Или, Барклен, Самьюэльс, Де Гор, Буансе, близнецы Фенгоры, и еще полдюжины громких имен, самодовольных лиц, пухлых папок с личными делами. У всех было рыльце в пушку и возможность творить что угодно, прикрываясь именем своих родителей.
Когда за последним закрылась дверь, Реджинальд со стоном откинулся
Мысль была заманчивая, но опасная, и Реджинальд поспешил от нее отмахнуться.
Увы, у леди Дерован были свои идеи на этот счет. Она поднялась, встала за спиной у Реджинальда и, положив руки ему на плечи, принялась массировать их с неожиданной силой и умением. Реджинальд с трудом подавил стон, закусив губу до боли.
– Все хорошо?
– спросила Мэб, склоняясь к нему, обдавая ароматом своих духов.
– Слишком, - вырвалось у Реджинальда.
В эту минуту дверь с шумом распахнулась.
– Мне звонили из «Окулуса»!
– выпалил пышущий гневом вон Грев и замер на пороге, разглядывая пару своих профессоров.
– Да…
Реджинальд отчего-то смутился, хотя не существовало никаких правил, запрещающих личные связи между профессорами Абартона. Само время, когда не поощрялись их браки и какие-либо сношения с родней, давно уже ушли в прошлое. Мэб чуть сильнее стиснула его плечи, а потом отстранилась и грациозно опустилась в кресло.
– Чаю, ректор?
С видом радушной хозяйки, точно не в университетском буфете сидит, а в светском салоне, Мэб наполнила три чашки и откинулась на спинку, держа свою со всем возможным изяществом.
– Вам звонили из «Окулуса», - подсказал Реджинальд, делая глоток жидкого и почти безвкусного столовского чая.
– Кхм… - ректор прокашлялся.
– Да, именно так. Они каким-то образом прознали о скандале и требуют подробностей. Намекают…
Вон Грев вдруг оттолкнул от себя чашку, расплескав чай по скатерти, вскочил и принялся метаться по комнате. Только уронив с грохотом одно из кресел, он наконец угомонился и сел.
– Этот крысеныш, Палотти, островная землеройка, осмелился мне намекнуть, что в этой истории виновен Маркус Дильшенди! Вы представляете, что произойдет, если в прессе начнут обвинять в изнасиловании племянника кардинала Дильшенди?! Если имя любовника королевы прозвучит в подобном контексте, нам конец!
Очень хотелось сказать: «вам конец, дорогой ректор. Мы ведь предупреждали вас о возможных последствиях. Мы еще накануне предлагали решить дело мирно и тихо». Вместо этого Реджинальд прикусил губу, ощущая во рту неприятный привкус крови, и потер ноющие виски.
– Это совершенно точно не Дильшенди, - сухо сказала Мэб.
– Он из тех немногих студентов, кто действительно много времени уделяет занятиям. И у него есть невеста, леди Диана Дароман.
– Наличие невесты еще ничего не значит, - заметил Реджинальд.