Во имя чести
Шрифт:
– Нет, – сказал начальник охраны, и Коракс услышал гнев, пропитавший это единственное слово.
Кулр разозлился на сомнение в его способностях ознакомить своих людей с их обязанностями.
– Он был проинформирован о тюремных порядках? – надавил Коракс. – В частности о моих приказах, касающихся обращения с заключенными?
Кулр кивнул, и его глаза вспыхнули от нарастающего гнева.
– Да, коммандер.
– Тогда очевидно, – ответил Коракс, – этот солдат умышленно не повиновался вашему и моему приказам. Проследите, чтобы он был казнен немедленно.
Он увидел эффект, который произвела его прямолинейная команда на Гаровика и Эллиот, и мысленно улыбнулся. Он видел, как люди
– Командер?
Зная, что охранник оскорбиться, если его игнорировать таким образом, Коракс не стал отвечать немедленно. Вместо этого он начал прохаживаться вдоль периметра своего кабинета, свободно сжав руки за спиной. Остановившись перед своим столом, он потянулся и небрежно провел пальцем по его потертой деревянной поверхности, заметив след, созданный светом на фоне пыли. Похоже его личному слуге нужно напомнить о внимании к деталям, когда он убирается в его офисе. Наконец после нескольких мгновений изучения своего стола и разложенных на нем предметов, он повернулся, чтобы снова столкнуться с Кулром.
– Заключенные не могут быть продуктивными в шахтах, если их избивают до полусмерти по незначительному поводу. В этом причина моего распоряжения об обращении с ними, и я не допущу неповиновения. Вы соберете своих людей, Кулр, и казните нелояльного охранника в качестве примера для остальных. Та же судьба будет ждать любого, кто захочет бросить вызов мне, как это сделал он. В дальнейшем, в следующий раз я вынужден буду в качестве примера казнить вас. А теперь идите.
Он видел, как в глазах Кулра тлеет огонь, пока он выслушивал тираду коменданта. Коракс знал, что заставив его вынести такую головомойку в присутствии заключенных, к тому же землян, он не мог сделать охранника еще более сердитым, чем он был сейчас. Кулр стоял несколько секунд, прежде чем направить полный чистой ненависти взгляд на Гарровика и Эллиот. Потом он повернулся на пятке, и покинул кабинет без единого слова. Даже не потрудившись посмотреть ему вслед, Коракс вернул свое внимание Эллиот.
– Но все еще остается вопрос о вашем нападении на охранника.
Гарровик шагнул вперед, заставив оставшегося охранника, Могла, вытянуть свой жезл. Но человек держал свои руки по бокам и больше не сделал ни одного шага.
– Комендант, я отвечаю за все дейстия мои людей. Если кто-то и должен быть наказан, то это я.
– Стивен, – начала Эллиот.
– Отставить, энсин, – рявкнул он, заставляя ее замолчать. – Я все еще старший офицер.
Коракс наблюдал за кратким обменом, отметив новый пласт эмоций под короткими, немногословными фразами, произнесенными вслух. Когда Эллиот закрыла рот, он увидел в ее глазах вспышку гнева: ее изменчивый характер все еще грозил вырваться наружу. Он знал, что Гарровик был самого высокого звания из выживших пленников из Звездного флота, и много раз принимал ответственность за действия членов своего экипажа. Коракс уважал то, что человек не отказался от своих обязанностей даже перед лицом напастей, которые он здесь пережил.
– Я один решаю кто за что ответственен, – сказал он наконец. – И я один решаю, кто должен быть наказан.
Что он должен сделать в этом случае? Он не мог пропустить инцидент. К сожалению обычное наказание за нападение на охрану – смерть – было для него недоступно. Канцлер Высшего Совета дал Кораксу понять это весьма недвусмысленно, когда он принимал ответственность за тюрьму и содержащихся
Вместо отвратительного существования, которое обычно характеризовало жизнь в клингонском гулаге, здешние обитатели были избавлены от излишне жестокого обращения. Только в самых чрезвычайных обстоятельствах заключенный мог быть замучен или убит. Он был вынужден научить своих охранников показывать полную власть и контроль, и в то же время воздерживаться от действий, соответствующих их прежнему опыту и обучению.
Однако этот инцидент требовал особого внимания. Коракс не мог просто проигнорировать установленную политику наказаний за нападение на охранника, только ради того, чтобы защитить шестерых офицеров Звездного флота. Это немедленно пробудило бы подозрение среди других обитателей лагеря. Нельзя было не учитывать интеллекта, изобретательности, или решимости любого из них.
Другие заключенные вскоре пришли бы к выводу, что земляне представляют некоторую ценность, которую не имеют они сами, и могли даже предпринять шаги, чтобы использовать эту информацию для собственной выгоды. Коракс не мог рисковать причинением вреда выжившим с «Гагарина» от его собственных охранников или от других обитателей.
– Командер, могу я сказать, – сказал Могл, который стоял молча с того момента, как вошел в кабинет.
Коракс повернулся к своему подчиненному с некоторым удивлением, отразившимся на его лице.
– Да? В чем дело?
– Сэр, эти двое обучены работать со сложной горнодобывающей техникой. Такого рода задачи могут выполнять лишь несколько заключенных. Если их казнить, это может отразиться на нашей квоте.
Есть! Коракс сумел не показать свое облегчение. Могл сам того не зная предложил решение его дилеммы, но этого было недостаточно, чтобы оправдать отсутствие наказания за действия Эллиот.
– Хорошо, – сказал он, заставляя свое лицо изобразить раздражение. – Посадите их в изоляцию на три дня.
Камеры изоляции ни в коей мере не были приятным опытом. Когда заключенного помещали в одну из этих маленьких, похожих на гроб кабинок, хитроумное изобретение отрезало все внешние стимулы. Обитатель не мог ни видеть, ни слышать, но ничто не спасало его от звука собственного дыхания. После длительных периодов камеры вполне были способны разрушить душевное здоровье заключенного. Коракс знал, что у Эллиот уже был свой опыт изоляции, и она знала ее эффекты и потенциал также, как любой другой заключенный. Она переносила карательную изоляцию намного продолжительнее трех дней, так что Коракс был уверен, что она сможет справиться с наказанием, которое он назначил ей и Гарровику. Его подозрения подтвердились, когда он увидел мгновенную вспышку облегчения в ее глазах. Все будет в порядке, если иллюзия, которую он создал, будет сохранена. Шагнув к ней, он яростно уставился на нее, и наклонился поближе.
– Но запомни, землянка, – сказал он тихим голосом, исполненным угрозой, которая, как он надеялся, была убедительной. – В следующий раз там может не оказаться бдительной, симпатизирующей охраны, присматривающей за вами. Постарайтесь больше не подрывать спокойствие моей тюрьмы.
Путь к камерам изоляции, казалось, был специально построен так, чтобы усилить полноту воздействия этого специфического наказания. Влага, пропитавшая стены грубо высеченные в основании скалы чуть ниже поверхности тюрьмы, охлаждала воздух в подземном переходе. Маленькие лампы, равномерно развешенные в проходе, обеспечивали тусклое освещение. Хотя Гарровик и прежде проходил по этому пути, ощущение предчувствия было столь же интенсивным, как и в первый раз.