Во имя Мати, Дочи и Святой души
Шрифт:
Ну, если так – еще ничего. Лишь бы не ответные позы.
– А теперь покажи, – отдышалась толстуха. – Наташенька хвастала, у тебя еще бутончик целый.
Клава продемонстрировала толстухе и эту гордость своей хозяйки. Сама она еще не научилась гордиться собственной нетронутой перепонкой.
Толстуха проскользнула пальцем благоговейно.
– Береги, Клавуся, береги. Сбережешь, буду еще приходить и подарочки тебе оставлять. А теперь перевернись, посвети попочкой.
Клава
– Ой, кто же это так нас посек? Такую попочку нежную?
Вот так же и под душем стыдно показаться после физкультуры.
– Папка порол, – сказала Клава.
– Какой грубый папка. Да как же можно такую нежную попочку так испороть. Ну немножко, ну нежно постегать такую чудную подушечку двойную. Любя.
С каждым словом Пупочка гладила вожделенную двойную подушечку. Гладила всё сильнее, настырнее.
– За что же папка порол эту попку?! Ну, отвечай! С мальчишками, небось, щупалась?!
Клава догадалась, что мальчишек вмешивать не надо.
– Двойки принесла.
– Двойки – пускай. Лишь бы в подоле не принести. А то двойки. С таким папкой жить нельзя, который за двойки подушечку распорол!
– Я от него убежала, – почти правду сказала Клава.
– И правильно. Будешь теперь у Наташи жить? Вот и хорошо. А Пупочка еще приходить будет. Вылечится попочка, можно будет и постегать немножко. Чтобы дурацких мальчишек из головы выгнать.
– Можно и сейчас несильно, – щедро разрешила Клава. – Если Пупочке хочется.
Клава надеялась, что толстуха такой ценой от нее и отстанет.
Ах , Клавусенька, щедрая душа. Хочешь Пупочке своей приятно сделать. Но не надо. Я к этому – так. Иногда если. Лучше Клавуся теперь сама Пупочку приласкает. Язычком своим нежным, да?
И толстуха предоставила свой плацдарм.
Клава же знала, что отказывать нельзя ни в чем. И исполнила старательно. Исполняла – но результат никак не достигался.
– Ну еще! Ну еще же! – уже не сюсюкала, а грозила толстуха.
Язык заболел от напряжения, и Клава тоскливо мечтала об одном: «Да кончи ты скорей, старая свинья!» Но толстуха только ахала слегка и сильнее вжимала в себя Клаву. Приспособилась к тому ж схватить Клаву за уши, и не сдвинуться было, и не передохнуть. Как тут Павлика добром не вспомнить. И папусину порку невинную.
Язык устал и почти не двигался. Клава отчаялась, что толстуха не кончит никогда.
– Не могу, устала, – бормотала она, но бормотание ее не выходило из замкнутого пространства.
Пупочка ритмично дергала ее за уши – всё злее и злее.
Клаве думала, она так и задохнется в жарких влажных джунглях. Жесткие как проволочки
Спасаясь, Клава закричала – и впилась зубами в какую-то жирную складку.
– О-ох!. . А-а!. . Клавдия, дорога-га-га, – вдруг зарычала толстуха басом.
Свинья задергалась, наконец. Зарезать бы и тушу опалить.
Кончились мучения.
Вырвалась из п…ды на воздух.
– Ай, Клавушка, ай страстная Клавуся моя, – ворковала толстуха. – Еще приду… Подарочки тебе… Пленочку свою береги… Ну-ка повернись еще… Розочку покажи… А скажи, Клавуся, ты пенки с молочка любишь?
– Не люблю, – искренне передернулась Клава. – Пенки – брр!
– А зря. Я люблю пеночки. У тебя здесь как пеночка на молоке. Самая нежная. Сейчас пеночку слизну. Смотри, береги, чтобы кто с тебя пеночку не снял. Девочка молочная. У меня дочка такая. Нежненькая. Не для того ращу, чтобы мудак с елдаком к ней влез! Ну давай, я тебя одену, куколка моя. Дочку я тоже одеваю. Василису.
Пупочка надела на Клаву белье, и Клава подумала, что отработала сполна авансом полученный гарнитур. Потом толстуха натянула и свои слоновые штаны.
И вывела наконец на кухню, где Наташа в одиночестве смотрела телевизор.
– Хорошая девочка, – сообщила толстуха, не дожидаясь вопросов. – По всей программе оправдала.
– Ну так прекрасненько, – равнодушно кивнула Наташа.
– До свиданьица, – толстуха пощекотала Клаву под подбородком. – Жди свою Пупочку.
И выплыла. Наташа за ней.
Клава присела к столу. Налила фанту из стоящей бутыли. Хватила залпом, как иногда папусик стакан белой – не для правомерного принятия, а от настроения.
Полегчало.
Значит, не важно, что пить – важно залпом.
Ничего, пережила. Зато Пупочка подарки обещала. Может, уже оставила чего.
Вернулась Наташа. Веселая.
– Ну и молодец. Такую осетрину ублажила. Белугу. Талант – везде талант. Под любой клиентурой. Поесть хочешь?
– Ага.
– Сейчас. Устала, девочка?
– Ага, – подтвердила Клава охотно, довольная, что ей сочувствует хозяйка.
И получила нежданную пощечину.
– Чтобы слово это забыла, поняла? Устала она! Ты под хороший трамвай попади! Колымский, настоящий! Бригаду бендюжников через себя пропусти, тогда устанешь! Тут у меня ласки-сказки, поняла? Курорт бесплатный! Ну как, силы есть?
– Есть.
– Устала?
– Нисколечки!
– Вот так чтобы всегда. Еще одна будет гостья к тебе. Только не осетрина. Скорее, стерлядь, – усмехнулась Наташа.