Во имя отца
Шрифт:
— Я взял на себя смелость выбрать блюда заранее и думаю, вы не будете разочарованы. Зато нас не будут беспокоить.
Судя по всему, Версано, самый молодой из них, нисколько не смущался своей ролью хозяина на этой встрече.
Он выдержал небольшую паузу и серьёзно произнёс:
— То, что я вам должен сейчас рассказать, касается нашего любимого папы, а также всей церкви в целом.
Ван Бурх кашлянул и подозрительно осмотрел шикарную комнату. Версано улыбнулся и успокаивающе поднял руку.
— Не беспокойся, Питер, эта комната, как и весь ресторан, уже была проверена днём. Тут нет никаких «жучков»,
Он имел в виду инцидент 1977 года, когда Камилио Цибан, глава службы безопасности Ватикана, убедил государственного секретаря кардинала Вийонга проверить ватиканские здания на предмет наличия подслушивающих устройств. Было найдено одиннадцать «жучков» американского и русского производства. Одно из самых секретных учреждений на земле было в шоке.
Кардинал Менини изучал голландского священника, сидевшего напротив него. С его красным, полным лицом и широкой талией он вполне мог бы сойти за отца Така из средневекового шервудского леса. У него была привычка всё время потирать пальцами ладони и оглядываться вокруг с удивлённым видом. Это было немного похоже на поведение ребёнка, вдруг оказавшегося на шоколадной фабрике. Но Менини знал, что в свои шестьдесят два года ван Бурх отнюдь не впадал в детство и что под этой несколько наивной оболочкой скрывается острый ум и множество различных талантов. Отец Питер ван Бурх возглавлял «Фонд Ватикана по помощи единомышленникам за „железным занавесом“». Начиная с 1960 года он совершил несколько нелегальных поездок в Восточную Европу под разными прикрытиями. За ним охотились социалистические секретные службы, и, хотя они знали о его деятельности, поймать ван Бурха им не удавалось. Его называли Беконным Священником, потому что во время поездок за «железный занавес» он раздавал пакеты с беконом членам своей нелегальной сети, тайно сотрудничавшим с ним. Он стал близким другом папы ещё в те времена, когда тот был архиепископом Кракова.
Тихо приоткрылась дверь, и симпатичная негритянка вкатила тележку с тремя порциями жареного мяса с перцем. Потом она налила всем фалернского вина и тихо удалилась. Кухня в ресторане была французской, довольно приличной и умеренной по цене. Однако посетителям этой комнаты, как правило, подавались итальянские блюда, очень дорогие.
Версано в предвкушении доброго ужина уже было взялся за вилку, но тут ван Бурх сдержанно кашлянул. Он выжидательно посмотрел на кардинала. Менини ответил недоумевающим взглядом, но сразу понял, чего от него ждут. Он согласно кивнул, опустил голову, закрыл глаза и быстро пробормотал молитву.
Они подняли головы, и вот тут уже Версано накинулся на еду. Он глотал пищу, не прожёвывая, как будто куда-то торопился. Менини ел так же. Создавалось впечатление, будто пища для них была всего лишь топливом, словно бензин для автомобилей.
Ван Бурх, напротив, не спеша, с наслаждением впитывал в себя аромат кушаний. Ведь в его жизни бывали времена, когда приходилось радоваться и корке хлеба.
Наконец Версано откинулся от стола и сказал:
— Я приказал, чтобы между блюдами был небольшой перерыв.
Он достал сигарету.
— Позволите? А вообще-то мне нравится в этом кабинете.
Ван Бурх улыбнулся: он хорошо знал, что они здесь собрались не просто поболтать. Он с намёком заметил:
— Интересно,
— Ну, Питер, — сказал американец, — мне ведь, как и тебе, приходится прибегать к осторожности и маскировке. Мне это даже нравится.
Принявшись снова за своё мясо, ван Бурх подумал, что Версано вряд ли это нравилось бы в случае реальной угрозы ареста, пыток, а то и смерти.
Менини тоже не терпелось перейти к делу:
— Обстановка вполне подходящая, Марио. Ждём твоих разъяснений.
Версано кивнул, и тут же его лицо стало очень серьёзным. Он аккуратно положил зажжённую сигарету на пепельницу. Посмотрев на собеседников, сказал:
— Я долго думал, с кем мне посоветоваться по этому вопросу.
Версано сделал паузу, и его голос зазвучал доверительно.
— Могу сказать, что во всей нашей церкви никто другой не в состоянии помочь мне в этом вопросе. Но прежде чем объяснить, в чём дело, я хотел бы, при всём моём уважении к вам, услышать обещания, что ни слова из того, что я сейчас скажу, не выйдет из этого кабинета.
Ван Бурх закончил своё мясо, отодвинул тарелку и пригубил виски. Версано внимательно смотрел на Менини. Седой, с худощавым лицом, кардинал задумчиво двигал губами. От ван Бурха не ускользнул блеск любопытства в его глазах. Беконный Священник заранее знал ответ. Наконец Менини утвердительно кивнул.
— Хорошо, Марио. Я согласен.
— Отлично. Спасибо, Анджело.
Он вопросительно посмотрел на голландца, и тот, не колеблясь ни секунды, твёрдо сказал:
— Я солидарен с кардиналом.
Версано наклонился к ним и, понизив голос почти до шёпота, произнёс:
— Священная жизнь нашего любимого папы Иоанна Павла в серьёзной опасности.
Затем он поведал своим слушателям о том, что узнал днём.
Вторым блюдом был «поцелуй охотника». Поглощая его, собеседники обсуждали ситуацию. Версано и Менини внимательно слушали ван Бурха. По своему рангу он был ниже них, но его познания о русских были уникальными. Он развивал перед архиепископом и кардиналом мысль о том, что русские должны быть вполне удовлетворены широко распространившимся мнением, что последнее покушение на папу считалось исходящим из Москвы. По мнению голландца, это было своеобразное предупреждение папе не вмешиваться в их дела. И они решили свою задачу. Теперь маловероятно, что в обозримой перспективе следующий папа будет избран из представителей Восточной Европы. По мнению русских, даже хорошо, что покушение не удалось. Тем лучше будет понято предупреждение в Ватикане.
Поначалу русским, видимо, показалось, что их замысел сработал. Критика в адрес коммунистов со стороны папы снизилась. Ватикан никак не отреагировал на протест американских епископов против ядерной кампании Рейгана. В Польше была разгромлена «Солидарность» без какого-либо серьёзного противодействия со стороны папы.
— Но, — размышлял ван Бурх, — такая линия не означала изменения политического курса папы, а отражала лишь смещение акцентов в сторону прагматизма. Папа начал уделять больше внимания восстановлению роли церкви в жизни людей и пресечению поднявшего голову в самой церкви либерального инакомыслия. Оно могло представлять даже большую опасность, нежели коммунистическое учение.