Во имя правды (О творчестве Всеволода Иванова)
Шрифт:
Тамара Иванова
ВО ИМЯ ПРАВДЫ
(О творчестве Всеволода Иванова)
Всеволод Иванов начал вплотную работать над романом "У" в 1929 году.
Год этот знаменовался для него еще и рождением сына Вячеслава, о чем говорится в своеобразных антипримечаниях, поставленных автором в преддверии романа и по существу своему примечаниями никак не являющихся, о чем автор предуведомляет читателей, указывая, что он пародирует ученые комментарии (в то время модные).
Творческая судьба Вс. Иванова парадоксальна. Партизанские повести, в особенности "Бронепоезд 14-69". были встречены прессой восторженно-многоголосо.
Восхищенное принятие сборника Вс. Иванова "Тайное тайных" Горьким, который ставил рассказы этого цикла по мастерству выше бунинских, не сдержало напостовских надругательств над автором (доходило до обвинений, сейчас с трудом воспринимаемых даже по формулировке,- "в сигнализации классовому врагу").
Преследуемый заушательской критикой, автор пишет:
"Если верить критике, самой уродливой моей книгой была "Тайное тайных",говорят, мать из всех своих детей наиболее любит самого уродливого - я очень любил "Тайное тайных". Это был воинственный и симпатичный мне уродец. Однако в душе создавалось такое тяжелое чувство, которое порой превращалось в маниакальную мысль о преследовании.
Но я принялся за новые работы. По-прежнему писал я о маленьких, но героических людях, которые стремятся к большому подвигу ради создания новой жизни. Один за другим писал я два романа: "Кремль" (жизнь в маленьком уездном кремле) и "У" (философский сатирический роман), место действия которого Москва и даже уточнен момент - снос храма Христа Спасителя. Желая шире показать огромные события, я взял в романах "Кремль" и "У" несколько линий судеб героев, причем тщательно выписывал биографии и внешний вид каждого действующего лица, так тщательно и подробно, что меня самого пугали эти подробности.
И не казалось удивительным, когда эти романы возвращались ко мне ненапечатанными.
...По-видимому, эта система, доведенная до крайности, ошибочна?
– думал я. И начинал новые поиски... Но как получше изобразить множество судеб и характеров? Как изобразить, скажем, мещанство, этот животный, нечеловеческий смутный мир, который я страстно ненавижу? Сейчас, быть может, ненавижу больше, чем когда-либо! Подозрительное, узкое, тупое мещанство готово посягнуть на самые заветные думы нашей страны.
Ужасно хочется смотреть вперед! Но как? С чего начать? В чем секрет наибольшей литературной выразительности?..
Теперь (1958 г.) об этом писать почти забавно, но тогда мне было далеко не весело. Утешал себя, как мог: воевать - так не горевать, а если горевать, так лучше не воевать!"
Успокаивая себя столь воинственно, Вс. Иванов, однако, никак "не воевал", а поступал по своему обыкновению - то есть принимался за новые варианты отвергнутых романов.
Но надо отметить, что роман "У" написан без обычного большого числа вариантов. Это произведение писалось автором легко - на одном дыхании. Поэтому позднее он и говорил, что роман был им написан "вчерне":
"Роман "У", в черновиках, был написан мною целиком, но набело переписал я только половину его. После того, как она была отвергнута (даже не помню точно, кем - дело ведь не в фамилиях, а в том, что после яростной критики цикла "Тайного
Роман "У" построен, в основном, на мистификации, сюжет его пронизан недоразумениями, обманами, вздорными слухами (как например - легенда о короне американского императора или поиски несуществующего костюма американского миллионера) и не менее вздорными проектами (обобществление имущества и даже жен). Художественный мир романа лукав и фантастичен с первых же страниц - с помещенных в начале книги пародийных комментариев.
Смутно и неустойчиво мировоззрение персонажей, живущих представлениями навсегда ушедшей эпохи: реальность преломляется в их сознании, порождая уродливые фантазии и сны, как бы сливающиеся воедино. И в этой ирреальной атмосфере, разрастаясь до гротеска, возникают планы переделки человека - один противоречивее другого.
Вс. Иванова глубоко интересовали реальные возможности "переформирования" человека в эпоху революционного строительства, для чего требовалось коренное изменение устоявшихся традиций, обогащение сознания, прежде лишенного духовных потребностей. Идея "переделки" человека вложена автором в уста не похожих друг на друга героев.
Главный среди них - Леон Черпанов, приехавший в Москву якобы для вербовки рабочей силы на Урал, причем вербовать он намерен и так называемых "бывших", и "пролетарское ядро".
Черпанов утверждает: "Эти силы или отбросы созданы революцией. Надеются ли они на реставрацию? Вряд ли. Верят ли они в возможность бесклассового общества? Конечно. И отсюда у них трепет и всякие содрогания. Они знают, что до бесклассового общества доживут, а вот пустят ли их туда?.. И неужели же мы при нашей нехватке рабочей силы, при нашем умении перевоспитывать, не воспользуемся ими? Но как к ним приступить?.. По моим наблюдениям, правительство несколько смущено, и оно чрезвычайно будет благодарно тому человеку, который найдет выход из затруднительного положения".
Вплоть до конца романа остается неясным, кто же такой Черпанов на самом-то деле? Он неоднократно рассказывает свою биографию, но каждый новый вариант непохож на предыдущий...
Другой не менее значимый персонаж - доктор Андрейшин - тоже одержим идеей переделки человека "как такового". Подобный герой часто встречается у Вс. Иванова: прекраснодушный мечтатель, наивный фантазер, убежденный, что такие сильные чувства, как, например, любовь, способны творить чудеса,- и он создает фантастические планы особых установлений ("Институт любви", "День любви к отцам" и т. п.).
Пародийно искажая мысль доктора, проповедует ее и Савелий Львович, сколотивший в доме No 42 притон для всяческих мошенников, воров, спекулянтов, прикрывающихся службой в государственных учреждениях. Это - люди-перевертыши: например, бывший церковный староста храма Христа Спасителя ныне член кооперации - мороженщик, к тому же занимающийся (фиктивно) антирелигиозной пропагандой...
Вс. Иванов пародирует здесь не идею перевоспитания человека, но гротескно показывает, к чему может привести искажение идеи, если попытаться "перевоспитание провести в три дня".