Во имя Разума. Уникум
Шрифт:
Он стоял у широкого, во всю стену, окна, смотрел на ночной город и не видел его. Он вспоминал детство, вспоминал, как они с мамой ездили в деревню к бабушке, в Подмосковье. Отец привез их на машине и тут же уехал обратно, как всегда вечно занятой. Может, он маму и не любил никогда? Вот она и не могла ничего вспомнить. Это он виноват, что ее больше нет! Мама просто не хотела больше жить, ведь у него теперь другая семья. Предатель! Как он мог?
Сияна тихонько подошла к Вадиму, склонила голову на его плечо. И тут он обнял ее и заплакал, как маленький мальчик. И Сияна плакала вместе
– Пора спать.
Они лежали, обнявшись, думая об одном и том же: им здесь больше нечего делать, это не их мир. Тут Вадима осенило. Он сел на постели с заблестевшими глазами.
– Мы вернемся назад! Вместе.
– В Идиллию?! – восторженно ахнула Сияна, боясь в это поверить. – И спасем тот мир, правда?
– В какую Идиллию? – опешил Вадим. – Забудь ты про этот кукольный мир Барби! Мы вернемся в мой мир, где я жил! И где мама… жива. Молодая, здоровая, красивая и веселая.
– Нет, – отрезала Сияна разочарованно и отвернулась. – Твой мир такой же, как этот. Я там тоже буду чужая.
– Но ты же будешь со мной! Давай, собирайся!
– Нет. Прости. Я вернусь только в Идиллию, пусть даже одна.
– Так я тебя и отпустил! Ишь, чего придумала – бросить меня здесь одного!
Вадим вскочил, взволнованно забегал по комнате, снова подскочил к окну. Он задыхался, рвался прочь отсюда, все равно куда, попытался открыть окно, но не нашел, как это сделать. Облокотился о прозрачно–янтарный подоконник и прижался к стеклу разгоряченным лбом. По его обнаженному торсу волной прокатились мышцы. Луна облила его призрачным светом, подчеркивая красоту этого молодого сильного тела. Но Сияна не смотрела на него. Она одевалась.
А он вдруг поймал себя на мысли, что думает не о Сияне. Он почему–то вспомнил о Тоньке. Вспомнил ее упругое тело, горячие губы, ждущие глаза, ее крепкие и нежные руки, прижимавшие его к себе. Все тогда между ними свершилось так торопливо, словно в безумном бреду, оставив лишь стыд, досаду и пустоту, презрение к самому себе. Она стала его первой женщиной, и он тогда почти ничего не понял. Но сейчас все всплыло отчетливо и детально, как бы со стороны, дав возможность переоценить заново. С Сияной все по–другому. Она никогда не отключалась полностью, не раскрывалась, не отдавала всю себя в его полное владение. Тонька же, горячая и пылкая до самозабвения, готова была броситься за ним без оглядки хоть на край света, хоть к черту в пекло. А он отшвырнул ее от себя, как использованную вещь, и попросту сбежал! И ему теперь никогда, наверное, не избавиться от этой вины.
Вадим очнулся от своих видений и сконфуженно оглянулся на Сияну. Она всегда читала его как раскрытую книгу, ничего нельзя было от нее утаить. Сияна уже успела одеться и стояла посреди комнаты в своем серебристом комбинезоне.
– Прости за Тоньку, так вышло, – растерянно начал оправдываться он, но тут увидел блеснувший на ее руке браслет. – Ты взяла мой браслет? Ты не можешь меня здесь оставить, Сияна!
– Я тебя люблю, Вадим. Но я никогда не смогу стать такой, как Тоня, – горько сказала Сияна. – И жить в твоем мире я не смогу. Мы с тобой из разных миров. Я другая. И я здесь чужая. Поэтому я ухожу. Кстати,
– Нет, Сияна, нет! – закричал Вадим и бросился к ней. – Давай все обсудим еще раз!
Но она уже исчезла. Все бросили его. Никому он здесь больше не нужен, даже отцу. Вадим потерянно стоял посреди комнаты в одних трусах без мысли в голове.
И тут в дверь стукнули. Кого это еще несет среди ночи? Сияна вернулась и перепутала комнаты? Вряд ли. Вадим вздохнул и поплелся открывать дверь. В проеме двери стоял Кирилл.
– Что случилось? Что за крики? – спросил он встревожено. – Нужна помощь?
– Сияна ушла! Совсем. – Вадим в досаде хрустнул пальцами. – Сбежала в эту свою дурацкую Идиллию. Бросила меня, прикинь?
– Так давай за ней, отправляйся немедленно! – взволнованно воскликнул Кирилл. – Возьми мой браслет, он мне больше не нужен.
– Она не хочет здесь жить, а я – там не хочу, – упрямо мотнул головой Вадим.
– Там разберетесь! – торопил Кирилл, пристегивая браслет Вадиму на руку. – Да оденься!
Вадим уже натягивал свои старые джинсы, и тут появился Владимир.
– Уходишь? – глухо спросил он.
– А что мне здесь делать? – с вызовом ответил отцу Вадим. – Мамы больше нет, Сияна вернулась к своим. У тебя другая семья.
– Ты нужен нам, и мы тебя любим, сынок. Здесь твой дом.
– Мой дом остался в моем прошлом. И вся моя семья осталась там. И мама там жива.
– Вадим прав, отец, – сказал Кирилл. – Не держи его. Он всегда может вернуться, у него же есть браслет.
– Давай обнимемся, сынок, – Владимир подошел к Вадиму ближе, крепко прижал его к себе со слезами на глазах. – Не суди меня строго. Когда–нибудь ты все поймешь. И, быть может, навестишь своего старого отца. А я всегда буду любить тебя. И ждать.
– Мы все будем тебя ждать, – добавил Кирилл и тоже обнял Вадима. – Прощай, брат. Удачи тебе. Сияне привет.
– Присядем на дорожку, – вздохнул Владимир, осунувшийся, постаревший за этот день.
У Вадима невольно сжалось сердце при взгляде на отца. Но он тут же напомнил себе, что мама умерла из–за отца, и, вновь ожесточившись, в досаде от–вернулся.
Все сели, глядя друг на друга и мысленно прощаясь. Семья. У него, получается, теперь две семьи – в прошлом и в будущем. А Сияна? У него больше нет Сияны, она так решила, и ее не вернуть.
Глава 4
Машина легко и послушно мчалась по пустынной в этот предрассветный час пригородной автостраде. Ветер врывался в опущенное стекло и приятно холодил лицо.
Вадим глянул на мать. Молодая, красивая, она улыбалась первым солнечным лучам. Это было как сон. Только что он видел ее мертвую. И вот она – рядом. У него на глаза набежали слезы. Может, все, что с ним случилось, было сном? Но на запястье его руки, лежащей на руке, сверкал браслет, который ему отдал Кирилл для возвращения. Поставил программу на полное совмещение объектов. Получилось! Вадим теперь занял место себя в прошлом. И может изменить время. Все будет зависеть от одного лишь пустяка. И Вадим остановил машину.