Во имя жизни

Коллектив авторов

Его прошиб холодный пот. Не в состоянии вымолвить ни слова, он поставил на кон последнюю десятку. Сухой стук костей — и банкомет протянул руку за деньгами...

Все словно завертелось вокруг него. Опершись на плечо толстяка, он поднялся и, качаясь, медленно зашагал прочь. Кто-то догнал его и сунул горсть мелочи: он почувствовал, как отяжелел карман рубашки. Ему захотелось вытащить эти деньги и швырнуть их на землю...

Когда Тана вернулся домой, Синта, превозмогая боль, простонала:

— Как ты долго. Ну, сколько дали за Битьянга?

Он молчал. Стоял в дверях, как пень. Он так бы и стоял, если бы Синта не подошла к нему и не потрясла за плечи.

— Синта! —

хрипло проговорил он. — Поросенка я продал, а деньги... проиграл...

— Проиграл?! Все?! — у Синты перехватило горло.

И тут у нее начались схватки... Тана перенес жену на постель. Акушерка! Срочно нужна акушерка! Где ее взять?

— Ничего, Тана, я потерплю... Это пройдет... Хозяйка уже побежала за акушеркой... А ты лучше вскипяти воды. Уже скоро...

Дыхание ее стало прерывистым, на висках и на шее вздулись вены.

Тана бросился во двор, принес несколько поленьев, начал разжигать огонь. Поленья были сырые и не разгорались. Он стал искать что-нибудь на растопку — на глаза ему попались карты и кости. Он зажег карты и сунул их в очаг. Кости он сжимал в руке...

Наконец-то явилась хозяйка с акушеркой, обе тотчас захлопотали возле Синты. Прошло немного времени — и в комнате раздался крик новорожденного.

Тем временем Тана напряженно думал. Огонь в очаге и горячая вода были забыты. Он думал о деньгах за визит акушерке, о костях, зажатых в кулаке, о своем ребенке... Решено! Он взглянул на жену — она пила горячий кофе, приготовленный хозяйкой. А вот и его ребенок — лицо малыша красное от крика, как кровь. Он оглядел все это в последний раз — и вышел из дома. Синта что-то кричала ему вслед, но Тана уже ничего не слышал — он в это время сворачивал к игорному дому дядюшки Густинга, сжимая в кулаке «счастливые» кости...

СОБАКА И ПЯТЕРО ЩЕНЯТ

Собака шла за женщиной вдоль зарослей кустарника и то и дело норовила потереться об ее ноги. Женщина нагнулась и ласково шлепнула собаку по голове. Та завиляла хвостом и тихонько гавкнула, — лай ее далеко разнесся в вечернем безмолвии.

Женщина сняла с очага горшок с жидкой овсяной кашей и осторожно опустила его на бамбуковую подставку. Она разлила кашу по приготовленным чашкам — их было четыре. Взяв свою порцию, она долила еще немного в самую большую чашку — своему младшенькому — Домингу. Все время, пока она расставляла чашки одна подле другой на низеньком столике, собака ходила за хозяйкой следом, стараясь обратить на себя внимание. Женщина меж тем поглядывала на нее и отрицательно покачивала головой.

Лауро, Инто и Доминг — трое ее детей — уселись рядком за столом, но еще не прикасались к ложкам, лежавшим рядом с чашками, ожидая, когда мать, сложив ладонями вместе истощенные руки, как всегда перед едой, пробормочет положенную короткую молитву.

Доминг схватил ложку еще до того, как она окончила молитву. Мать строго взглянула на него, и он пугливо опустил голову — так сникает цветок, у которого сбили маковку. На самом деле женщина была не в силах сердиться на сына: в глубине души она даже оправдывала его.

Над четырьмя чашками с кашей клубился белый пар. Инто быстро сунул в рот полную ложку и обжег губы и язык, да так сильно, что слезы выступили на глазах. Он снова открыл рот, на этот раз как можно шире, чтобы жидкая каша не коснулась ни губ, ни нёба. Огляделся вокруг: не заметил ли кто его маневра, и увидел улыбающееся лицо Лaypo.

Собака расположилась позади Лауро и выжидательно глядела на него, не отводя глаз. Она было поднялась на задние лапы, потом опять села. Взгляд ее красноречиво свидетельствовал о том,

как ей Хочется есть. Она даже тихонечко поскулила жалобно и просительно.

С этой собакой у женщины было связано воспоминание о последней встрече с мужем... Он пропадал месяцев пять, а потом вдруг однажды в полночь позвал ее со двора. Она отворила дверь и увидела перед собой мужа с огромной собакой. Из бокового кармана у него торчала рукоятка пистолета. А в самодельной корзине из ветвей пальмы-бури он принес рис, бананы и сладкий картофель — батат.

Женщина поставила на землю масляный светильник и взяла из рук мужа корзину. Из-за ее спины уже выглядывали ребятишки, щурясь со сна от света. Доминг даже сразу не узнал отца, потому что тот отрастил густую бороду и длинные волосы — они свисали у него из-под шляпы. Репей и колючки пристали к его одежде. Но через мгновение дети радостно бросились к отцу целовать руку. Чмокнув младшего сынишку в лоб, отец вывел вперед собаку. Глазенки детей загорелись от восторга, и Инто воскликнул: «Вот это да! Теперь у нас будет такая красивая собака!» Женщина метнулась к нему, прикрыла рот рукой:

— Не так громко, кто-нибудь еще прослышит, что ваш отец пришел домой.

— Ну и что? Разве это плохо? — тихонько спросил Доминг.

— Да, плохо, — ответил ему вместо взрослых Лауро, словно понимая, какой опасности подвергается здесь их отец.

Еще не забрезжил рассвет, а муж заторопился в обратный путь. На прощанье он попросил жену присмотреть «а собакой. Ему подарил ее друг, партизан, погибший в одной из стычек с японцами. Он обещал как-нибудь прийти еще раз...

С тех пор прошло больше года. Собака признала новых хозяев и привязалась к ним, а для женщины и ребятишек сделалась живым напоминанием о любимом человеке, который теперь был далеко от них. Но вместе с тем она лишний раз напоминала им о том бедственном положении, в котором они находились, о трудных временах, выпавших на их долю, о голоде, зажавшем их в тиски.

Как бы там ни было, а женщине пришлось приспосабливаться к новым обстоятельствам, бороться с трудностями, которые порой казались непреодолимыми. И собаке приходилось бороться, чтобы утолить голод, и с себе подобными, а нередко и с человеком. Она шныряла по помойкам в поисках остатков съестного, рылась в отбросах на рынке, а по ночам охотилась под домом на крыс и мышей. Мало того, вскоре у нее появились пятеро щенят. Им тоже надо было есть, чтобы выжить...

Женщина стала еще собраннее, еще изворотливее перед лицом неизбежных напастей. У нее не оставалось времени подумать о болях в пояснице, о кашле, терзающем ее по ночам. Вставать приходилось с первыми лучами солнца. Вместе с Лaypo, своим старшим сыном, она отправлялась на базар, чтобы закупить овощи, которые они затем продавали с ним вразнос в розницу, выгадывая какую-то мелочь на перепродаже. А Инто и Доминг в это время на людных перекрестках тоже торговали — арахисом или дольками жареной кокосовой мякоти.

Так они и жили изо дня в день, пока цены на крупу и рис не поднялись чуть ли не до небес. Тогда им пришлось отказаться от кокосов по утрам, осталась только каша. Каша в полдень и каша вечером, на ужин. Из той скудной пищи, которой питалась семья, собаке мало что перепадало. И она пополняла свои запасы как могла, на свой страх и риск. Но иной раз женщина оставляла и ей что-нибудь, делилась с собакой своей жалкой долей.

Вот и в этот вечер она не доела свою кашу и налила все, что осталось в ее чашке, в кокосовую скорлупку, из которой ела собака. Добавила немного воды, и не успела отойти, как собака с жадностью принялась лакать приготовленное для нее пойло и расправилась с ним в мгновение ока.