Во имя Зоны

В баре Курильщика было необычно пусто. Сам хозяин, сидя на барном стуле возле стойки, чистил пистолет. Протирал намасленной тряпкой ствол, внутренности лежали перед ним на газете. Девушек не было, да и посетители, по правде сказать, тоже отсутствовали. Двое мрачных охранников за столом у дверей молча играли в карты, перед каждым лежал «калаш». В низком зале стояла напряженная

Рамир по кличке Цыган пристроился в углу за ноутбуком, иногда не глядя брал рюмку и нюхал коньяк. За работой он предпочитал не пить, но без спиртного в этой обстановке было не обойтись. За два часа пятьдесят граммов поддельного «Наполеона» не убавились ни на йоту, зато от лимона, посыпанного растворимым кофе и солью, осталось две дольки и куча пожеванных шкурок на щербатом блюдце.

Рамир корпел над программой, идею которой ему подкинул Борода, когда еще был жив. Вот только пригодится ли она кому-нибудь, даже и ему самому? Зона стала негостеприимным местом, ну, по сравнению с обычным ее состоянием. Рамир уже подумывал, не слинять ли ему за Периметр раз и навсегда.

Он пролистывал страницы кода, наметанным глазом высматривая ошибки. Вроде чисто, но любая мелочь легко все испортит и будет стоить ему жизни, так что нужна полная уверенность. Проблема с этими программами в том, что даже безошибочный код может сработать неправильно — и тогда прощай сталкер Рамир по кличке Цыган, наемник и когда-то убийца…

— Чего сопли развесил? Скоро они появятся, пора уже, — брюзгливо бросил Курильщик, щелкнув затвором.

Охранники у дверей подняли головы и тут же снова уткнулись в карты. «Твоя сдача», — хриплым шепотом сказал один. Карты беззвучно ложились на стол, и только передвигаемая мелочь иногда чуть слышно позвякивала. Половина ламп в баре не горела, свет был приглушенным, неприятно желтым.

Цыган откинулся на спинку стула, положив ноги в военных ботинках на два железных чемоданчика под столом. Достал из нагрудного кармана брезентовой куртки пачку «Житан», закурил. Кольца синего дыма поднимались к потолку, расплываясь в бесформенные облачка.

— Прекрати, — велел Курильщик. Он сунул собранный пистолет за пояс, смял грязную газету и кинул за стойку. Врачи нашли у него рак легких, поэтому он бросил курить. — Ты знаешь, что у меня дымить нельзя.

Цыган затянулся, лениво выпустил большое кольцо и, пальцем сдвинув манжет куртки, посмотрел на хронограф. Хозяин бара повернулся на высоком табурете. Плохо выбритое лицо осунулось, под глазами набухли мешки, верхние веки набрякли.

— Кончай воздух портить, или я тебе башку прострелю, — хрипло предупредил он.

Охранники на миг прекратили играть, каждый подвинул автомат поближе, — и продолжили свое занятие. Карты у них были старые, рубашки в синюю клетку истерлись почти до белизны, уголки растрепались в мочало. На скобленой столешнице умирала бурая лужица заварки.

— Не нервничай, папаша, скоро уйду. — Цыган махнул сигаретой, разгоняя дым, отчего в воздухе перед ним нарисовалась серая лохматая полоса.

Напряжение ощутимо сгустилось в зале, его можно было ломать и забрасывать в рот кусками. Курильщик вытащил пистолет, направил ствол в лоб Цыгану:

— Брось сигарету, продажная душонка. Иначе продырявлю твою наглую

Отведя в сторону руку с сигаретой, Рамир легким движением стряхнул колбаску пепла на дощатый пол. Пепел рассыпался, серая взвесь повисла в воздухе.

— Не продырявишь, — почти весело сказал он. — Я так нужен твоим дружкам, что ты отправил на поиски половину своих людей.

Курильщик с ненавистью посмотрел на него. Пальцы на рукоятке побелели, глаза налились кровью. Снаружи послышались шорох осыпающейся земли и приглушенная ругань.

Глаза всех, кто был в зале, обратились к двери. Даже вялая зимняя муха, которая все кружилась около лампы, села на потолок и стала суетливо ползать по грязным доскам, словно ища убежище.

Рука Курильщика с пистолетом метнулась к двери. Охранники, бросив карты и похватав «калаши», вскочили. Невольно и Рамир положил ладонь на приклад G-36 на коленях. Стало тихо, как в склепе. И в этой напряженной тишине раздался стук в дверь.

Один удар. Второй. Затем три быстрых, как стук дятла. И снова один тяжеловесный, и второй. Как будто стучали два человека.

Один из охранников обернулся. Курильщик кивнул ему, не опуская оружия. Сидевший вполоборота к выходу Рамир бросил не погасшую сигарету на пол, взялся за винтовку. Тонкая струйка дыма поднялась мимо его лица к потолку.

Условный стук повторился. Второй охранник, повесив «калаш» на плечо, снял засов и положил тяжелый брус на пол. Первый стоял с другой стороны двери, держа проем под прицелом.

В бар вошли двое. Быстро оглядевшись и кивнув хозяину как старые знакомые, они направились к сидящему в углу Рамиру. Курильщик сунул пистолет за пояс, повернулся на своем высоком табурете к стойке, облокотился, подтянул к себе пузатую бутылку с коньяком, плеснул в стопку и сгорбился над ней, обхватив голову руками. Кисти у него были крупные, с опухшими суставами и выпирающими венами. Охранник пристроил засов на место.

— Цыган? — спросил, останавливаясь у стола, подтянутый сталкер — долговец, к гадалке не ходить. Лицо у него было неприятно асимметричное, Рамир не сразу понял, где ошибка — густые брови, правильной формы римский нос, чеканные черты… Потом сообразил: подбородок. Этого молодого еще мужчину можно было бы назвать красивым, если бы его подбородок слева не был немного скошен. То ли родился он таким, то ли операцию какую перенес — но в итоге прекрасное лицо было безнадежно испорчено.

— Да он, он, — сказал второй, из «Свободы», на лбу написано. — Я его узнал. Видел как-то у нас в Южном лагере.

Первый выжидающе смотрел на Цыгана. Тот переводил взгляд с одного гостя на другого.

— Не буду отвечать, ребята, пока не скажете, что вы случайно встретились перед баром и друг с другом ничего общего не имеете. — Рамир скинул ноги с железных чемоданчиков и носком раздавил все еще дымившую сигарету. Долговец и свободовец переглянулись.

— Мы вместе. И у нас нет времени на пустую болтовню, — напряженно сказал долговец. Он был в наглухо застегнутой солдатской шинели и самодельном «лифчике» поверх нее, грудь пересекал ремень АК, за плечом виднелся ствол. Асимметричное лицо гладко выбрито, малоподвижно. И левое веко слегка дрожит.