Во тьме

Лавелль Дори

Как бы я не пыталась найти спасение в своем разуме, это не работает. Я все еще слышу голоса других заключенных, их смех и ругань. Эти звуки атакуют мои уши. Эта тюрьма украла у меня больше, чем свободу. Она украла мою способность мечтать и надеяться. Хоть я и пытаюсь верить, что однажды я выйду из ворот «Крик», мой разум отказывается верить, что это произойдет.

Я делаю глубокий вдох, но вместо свежего воздуха, мои легкие наполняют запахи пыли, пота и стагнации. Вместо кислорода, который поддерживал бы во мне жизнь, я умираю с каждым вдохом.

Даже хуже, мой разум все еще помнит вонь дерьма, попавшего мне на руки на работе этим утром. Я никогда не забуду то ощущение, когда мне пришлось засунуть свою руку в туалет, чтобы прочистить его без перчаток, в то время как охранники умирали от смеха. Я в жизни своей не испытывала большего унижения.

Крик и громкие шаги заставляют меня распахнуть глаза. Я поднимаю руку, чтобы защитить глаза от солнца и лучше разглядеть, что за суматоха возникла рядом с одним из входов в здание.

У меня сжимается сердце, когда я вижу, как дерутся двое заключенных. Ни один день не проходит без того, чтобы кого-либо не избили. Эта реальность удручает. Я чувствую, словно день, когда я не получила фингал, это чудо. Может быть так и есть. Но моя вера в чудеса медленно умирает мучительной смертью.

Я уже готова опустить руку, проигнорировать то, что происходит вокруг меня, и продолжить сохранять дистанцию, когда замечаю охранника рядом с эпицентром драки.

Вместо того чтобы помочь, он держится поодаль, глядя прямо на меня. Я чувствую прикосновение его взгляда к своей коже. Мне не нужно быть рядом и видеть его лицо, чтобы знать, что это он. Я чувствую, что это он, всем своим сердцем.

Мои внутренности покрывается льдом, я вскакиваю на ноги, в неуверенности, что делать. Может быть, мне стоит позвать других охранников, дать им знать, что я в опасности.

Я делаю несколько неуверенных шагов по направлению к толпе улюлюкающих заключенных, любящих хорошую драку. Мой взгляд не отрывается от охранника, которого я считаю Трэвисом.

Невидимая рука сжимается вокруг моих легких, не давая мне нормально вдохнуть. Мои ноги ощущаются свинцовыми. Движутся, как мне кажется, слишком медленно. Затем сбоку от меня раздается крик, и я поворачиваюсь в его направлении. Большая ошибка. Когда я поворачиваюсь назад, Трэвиса уже нет.

Я останавливаюсь с все еще бешено бьющимся сердцем, мой разум затуманивает смятение. Он действительно там был или мне померещилось?

Как только подравшихся заключенных отводят в здание, я отправляюсь на поиски Саншайн. Она была не далеко от того места, где стоял Трэвис.

За то время, что Саншайн была моей сокамерницей, мы немного подружились, особенно с тех пор, как я стала больше открываться в разговорах с ней. По какой-то причине, я чувствую себя рядом с ней в большей безопасности.

– Ты его видела?
– спрашиваю я, прижимая руку к сердцу.

– Кого?

Она прислоняется к ближайшей стене и прищуривает глаза.

– Тут был охранник.

Я жадно ловлю воздух.

– С толстыми усами.

Она снимает

пылинки со своего рукава.

– О чем ты говоришь? Тут много охранников с усами.

Я беру ее за руку и отвожу в сторону, чтобы никто не услышал наш разговор.

– Послушай, думаю, я видела нового охранника. Он стоял прямо там во время драки, - показываю на место, где я считаю, стоял Трэвис.
– Он был там, клянусь. Он...

– Эй, успокойся. Ты вспотела, как свинья. Кому какое дело, если тут новый охранник?

– Не бери в голову.

Я вытираю пот со лба тыльной стороной ладони.

– Мне просто интересно, вот и все. Все хорошо.

Вообще не хорошо. Больше никогда ничего не будет хорошо.

Может быть, я действительно схожу с ума, разваливаюсь на куски посреди бела дня. Но почему я так сильно ощущаю его присутствие?

Саншайн что-то собирается сказать, но раздается сигнал об окончании нашей прогулки, и охрана отводит нас обратно по камерам. Пока все устраиваются, я пытаюсь игнорировать тот факт, что мне нужно в туалет. Обычно, я стараюсь дождаться своего дежурства в ванной комнате, чтобы сходить в туалет.

Но я не могу терпеть. Я проглатываю свою гордость и сажусь на унитаз. Слезы унижения наворачиваются мне на глаза, когда из меня начинает течь жидкость.

– Проклятье, Дженна?
– Арлин закрывает нос.
– Что, бл*ть, ты ела?

– Заткнись, Арлин, - отвечает Саншайн.
– Не делай вид, что твое дерьмо не воняет.

Я смотрю на нее с благодарностью и закрываю глаза, когда по мне прокатывается новый спазм. Держу глаза закрытыми, пока не закончу. Затем возвращаюсь на свой матрас, стараясь не встречаться ни с кем взглядом.

Лежу на боку, глядя на стену и ощущая под своей щекой горячие слезы, когда вдыхаю запах, виной которому я стала. Другие все еще ворчат, но мне все равно. Они пользуются туалетом без извинений.

– Дженна, - зовет меня со своей койки Саншайн.
– Ты уже поняла, кто совершил убийство? Интересно знать.

Я прочищаю горло.

– Пока нет.

Отчаянно желаю рассказать ей, поделиться своей ношей с кем-то еще, с тем, кто верит в мою невиновность. Может быть, она даже как-то сможет мне помочь. Но я никому не доверяю. Если я и решу признаться во всем Саншайн, то сделаю это наедине.

– Дерьмово, - говорит Саншайн.
– Должно быть, ужасно сидеть за чужое преступление.

Я не отвечаю, но ее слова чуть уменьшают мою боль.

Вполуха прислушиваюсь к рассказу Саншайн о своем брате, профессиональном грабителе, который освободился три года назад. Она даже делает мне предложение, говоря, что ее брат может помочь мне сбежать из тюрьмы за деньги.

Я благодарю ее, но отказываюсь. У меня не хватит духа попытаться сбежать. И, если меня поймают, мне могут добавить еще срок.

Позже этим днем, после того, как выключают свет, из моих глаз проливается еще больше слез. В темноте, пока другие храпят, я в открытую оплакиваю свою свободу.