Во власти соблазна

Грассо Патриция

А что потом? Может быть, она научится готовить и шить, как Рейвен. Плохо, что она терпеть не может и шить, и готовить. Можно заняться садом и посоперничать с Белл, но так не хочется пачкать руки. Рисовать, как София, она никогда не сможет. Впрочем, чем бы она ни занималась в дальнейшем, петь ей уже не придется.

Она так многообещающе начала этот оперный сезон – и только для того, чтобы сбиться с пути еще быстрее, чем это случилось с мамой. Чем она может похвастаться? Ни оперы, ни мужа, ни любви.

Фэнси не

превратилась в свою мать. Габриэль Фламбо была счастливее, чем она.

Вернувшись в гостиную, Фэнси поставила поднос на стол, налила горячего чая в чашку и поднесла ее к губам, слегка подув на дымящуюся жидкость.

Напившись чаю, Фэнси легла на диван, закрыла глаза и усилием воли заставила себя глубоко дышать, чтобы расслабиться.

Впервые за двадцать лет жизни Фэнси осталась совершенно одна, и чувство это оказалось очень приятным и мирным.

Она задремала и во сне почувствовала запах корицы, становившийся все сильнее и сильнее. Открыв глаза, Фэнси осмотрела гостиную. Никого, но запах корицы все усиливался.

– Я знаю, что ты здесь, – сказала Фэнси в пустую комнату, сев на диване. – Я следовала за сердцем, няня Смадж, и вот что из этого вышло. Уходи.

Запах корицы медленно, неохотно растаял. И тут в дверь кто-то заколотил.

Фэнси зевнула, встала с дивана, вышла в холл и открыла дверь. На пороге стоял Рудольф Казанов.

– Вы пригласите меня в дом? – спросил он.

Фэнси отметила поцарапанную щеку и синяк на скуле.

– Это Степан вас прислал, чтобы поговорить со мной?

– Я пришел поговорить о моем брате, а не за него.

Фэнси отошла в сторону, впустила его и показала в сторону гостиной.

Рудольф глянул на ее саквояж.

– Только после тебя, дорогая сестра.

Фэнси прошла в гостиную и села на диван. Рудольф устроился в кресле напротив.

– Чему обязана?

– Хочу кое-что выяснить.

Фэнси взглянула неприветливо.

– Мои отношения со Степаном тебя не касаются.

– Когда мой брат меня избил, – подался вперед Рудольф, – его брак стал моим делом. Будь добра, объясни мне, почему Степан сидит на Гросвенор-сквер, а ты здесь, на Сохо-сквер.

– Степан меня обманул, – ответила Фэнси. – Он похитил меня, увез из Лондона, соблазнил и нарочно сделал так, чтобы я забеременела. К сожалению, он забыл упомянуть, что наш брак означает конец моей карьеры в опере. Он лишил меня выбора.

Рудольф кивнул, словно понимал и сочувствовал ее обиде.

– А что бы ты предпочла, если бы он не лишил тебя выбора?

– Что? – Фэнси не поняла, что он имеет в виду.

– Ты бы выбрала другую жизнь? – Рудольф впился в нее взглядом своих темных глаз. – Какую именно? Без Степана?

Фэнси сощурила фиалковые глаза. Звучит разумно! О, этот пронырливый князь еще хитрее, чем его братец.

– Не знаю, – уклонилась она от ответа и с удовлетворением увидела,

каким недовольным сделалось его лицо.

– Так ты что, будешь и петь в опере, и растить ребенка моего брата?

– Сегодня утром я ушла из оперы.

Князь заметно успокоился.

– Степан об этом не знает.

– Я и от него ушла.

– Если вы станете жить раздельно, – сообщил ей Рудольф, – по английским законам ребенок будет принадлежать отцу.

Фэнси почувствовала укол тревоги. Она не знала, что говорят английские законы об опекунстве. Да и откуда? Никто из ее знакомых никогда не разводился.

– Мой влиятельный отец такого не допустит.

– Он герцог, а не волшебник, – парировал Рудольф. – Его светлость хочет, чтобы твой брак сложился удачно, и ни за что не будет использовать свое влияние, чтобы его разрушить.

– Мой отец передо мной в долгу.

Рудольф покачал головой.

– В этой жизни никто никому ничего не должен, малышка. Запомни эту истину, чтобы не страдать от пустых надежд.

– Мой муж вчера ночью не пришел домой! – вспылила Фэнси. – Я не собираюсь поощрять супружескую измену!

Это Рудольфа удивило.

– Я, конечно, выясню, где мой братец провел ночь, но очень сомневаюсь, что он тебе изменил.

Фэнси промолчала. Муж оставил ее одну в опере и ночевал неизвестно где. Она его любит, но если она ему нужна, Степану придется приползти к ней на коленях и умолять о прощении. А представить себе своего мужа в таком унизительном положении она не могла.

– Я хочу кое-что рассказать тебе о моем брате, – произнес вдруг Рудольф, – а потом уйду. Можешь и дальше наслаждаться одиночеством.

Фэнси вздохнула:

– Рассказывай, раз уж пришел.

– Мама очень любила Виктора, Михаила и меня, пока ее не упрятали в сумасшедший дом, – начал Рудольф. – Владимир, наследник отца, купался в отцовской любви. Степан был самым маленьким и нуждался хотя бы в одном любящем родителе. Мама его обожала, но ему было всего четыре года, когда отец ее увез. Он цеплялся за ее юбки, а Федор оттаскивал его, по одному отрывал его пальцы от маминого платья…

При мысли о маленьком мальчике, вот так оторванном от мамы, сердце Фэнси сжалось. Стало еще ужаснее, когда она представила себе своего мужа тем маленьким мальчиком.

– Степан рыдал сутками напролет, – говорил между тем Рудольф. – В конце концов отцу надоело, и он стал бить его всякий раз, как тот начинал плакать.

Фэнси ахнула. Федор Казанов походил на самого сатану. О, если бы она могла вцепиться негодяю в глотку!..

– И тогда Степан объявил отцу войну. – Рудольф усмехнулся, вспоминая. – В комоде у отца то и дело появлялись змеи, а в постели – муравьи.

Фэнси тоже улыбнулась.

– Поскольку отец все равно меня ненавидел, – сухо продолжал Рудольф, – всю вину я брал на себя.