Во власти теней (Фиора и Папа Римский)
Шрифт:
– Нет. Я бы решил отправить ее в монастырь Сан-Систо.
– Тогда к чему менять свои планы? Я хорошо знаю короля Людовика и его проницательный ум. Он не из тех, кто дарит свою дружбу без всякого разбора. В особенности если эта дружба доходит до того, что он дарит замок и земли по соседству с собой. Если только ваше святейшество не думает начать войну с моей страной, что разорвало бы мое сердце на части…
– Войну с Францией? Да вы сошли с ума, брат мой!
– Тогда не меняйте ничего в вашем первом решении. Прикажите отвести донну… Фьору? Я правильно назвал вас?
– Какое красивое имя! – воскликнула
– Бельтрами, мадам, – ответила Фьора, сделав молодой женщине глубокий реверанс и улыбнувшись. – После замужества графиня де Селонже.
– Что за светские разговоры! – воскликнул Сикст, цвет лица которого из красного перешел в багровый. – Но, может, вы и правы, Детутвилль. Отправим ее в Сан-Систо! Ее там будут хорошо охранять, и всегда найдется возможность отрубить ей голову или повесить, если ее хозяин не ответит надлежащим образом на наше предложение. Пусть ее уведут и прикажут капитану охранников отправить ее туда немедленно. Настоятельница ждет ее.
Фьоре надо было собрать всю свою волю в кулак, чтобы попрощаться с этим папой, отдаленно напоминающим того папу, образ которого она создала в своем воображении. Она преклонила колено почти у ног кардинала Детутвилля.
– Благодарю вас, монсеньор, за ваше великодушие. Молитесь, пожалуйста, за меня и моего ребенка, от которого меня оторвали. Клянусь, что я достойна вашей защиты.
Белая рука, на которой сверкал тяжелый сапфир, перекрестила ее в знак благословения, затем он посмотрел своими васильковыми глазами на Катарину, которая в этот момент повернулась в сторону Фьоры.
– Благодарю вас, мадам, – с достоинством произнесла Фьора. – Я этого никогда не забуду!
Затем она сама встала между солдатами и, сопровождаемая ими, пересекла зал. Фьора уже подходила к порогу, когда увидела, что какая-то группа людей, в основном молодых и богато одетых, толкалась в прихожей. Человек лет тридцати, но уже располневший и обрюзгший, разглагольствовал громче всех, ругаясь то на охранников, то на церемониймейстеров, преграждавших ему путь к двери.
– Вы пропустили мою жену! Я хочу встретиться с ней! Впрочем, сам святой отец ждет меня!
– Подождите еще немного, мессир Джироламо! – умолял Патризи. – Святой отец ясно сказал, чтобы его никто не беспокоил.
– Можно сказать, что княгиня Риарио – важная персона!
– Ее ничто не могло бы остановить, монсеньор. Ее очарование дает право на всякие снисхождения.
Фьору больше не интересовал этот разговор, и она пошла своей дорогой.
Она увидела Риарио, его вульгарное лицо с тяжелыми чертами, его жесткие волосы, она обратила внимание на грубость его поведения, которое не спасала шитая золотом одежда. Тот факт, что прекрасная Катарина была замужем за этим увальнем, составлял одну из нелепостей, которые, видимо, являлись уделом этого почти королевского дворца.
Судьба толкнула ее в мир, о котором она не имела ни малейшего представления. Этот папа, в котором не было никакого величия, занятый только хитроумной политикой и земными заботами стяжательства. Интересно было бы узнать, с какими молитвами он обращался к богу – если он вообще молился! Этот двор, населенный подхалимами и рабами, вплоть до этой красивой Катарины, свободно усаживающейся на ступеньках
Сама Фьора скоро может узнать, что представляет собой римский монастырь. Несмотря ни на что, она найдет там хотя бы покой, тишину и мир, все то, в чем так нуждались ее измученные душа и тело. Даже в Санта-Лючии ей удавалось отдохнуть и поспать, а именно в отдыхе она нуждалась больше всего после тяжких испытаний и долгого пути. Отдохнув немного, она сможет вновь поразмышлять и поискать способ как можно меньше пользоваться папским гостеприимством.
Доминго куда-то исчез, и она подумала об этом с сожалением. Он был для нее поддержкой, которой ей будет не хватать.
Во дворе Ватикана ее усадили на мула, которого сразу же окружили солдаты. Их начальник был похож на Монтесекко, с которым тот говорил несколько минут, и она заметила это. Позже Фьора узнала, что они были братьями, хотя разительно отличались характерами.
Наступила ночь. Влажная и холодная ночь, изменяющая все вокруг, и только пламя факелов мерцало в руках слуг. Проехав через большой портал, они оказались в темном дворе, но глаза Фьоры быстро привыкли к темноте. Колеблющееся пламя освещало плащи с папским гербом едущих впереди эскорта людей. Фьора старалась запомнить дорогу, по которой ее везли, на случай побега.
После площади Святого Петра они проехали мимо нескольких зданий, на воротах которых горели светильники, затем мимо крепости, состоящей в основном из огромной цилиндрической башни, на верху которой угадывался огромный силуэт ангела с распростертыми крыльями. Напротив мост с закрытыми лавочками, перекинутый через Тибр, черная вода которого была еще различима. Затем въехали в какой-то темный лабиринт, что-то вроде огромной стройплощадки с пустырями. Давно заброшенный папами в пользу Авиньона, Рим цезарей и его древние памятники, без сомнения, давно развалились бы и исчезли окончательно, если б такие папы, как Сикст IV, не занялись бы ими.
Конечно, после возвращения пап Рим стал богатеть. Папы строили на Ватиканском холме, чтобы заменить свой древний лотарингский дворец, разрушенный пожаром, а вокруг них кардиналы и высокопоставленные служащие спешили построить себе дворцы еще более роскошные, чем сохранившиеся древние дворцы. Но все это строительство было беспорядочным. В Риме тогда было всего несколько площадей да кривых улочек, одна или две широкие магистрали вроде Корсо, названной так потому, что раньше она служила для лошадиных бегов и скачек на ослах. Сикст IV, решивший превратить этот старый вертеп, где были сплошные развалины, в цивилизованный город с прямыми мощеными улицами, должен был приложить немало усилий, чтобы возвести столицу, соответствующую его амбициям. Построив мост через Тибр, затем больницу Сан-Спирито, церкви и монастыри, он приступил к возведению в Риме новых зданий на месте старых лачуг, открывая взору античные памятники, заросшие диким кустарником и сорняками.