Во власти желания

Шотландия, весна 1834 г ., поместье Кирколди

Макс — так его звали с детства. Просто Макс Но он стал Максом Россмара, потому что один хороший человек спас несчастною мальчика, которого ждал лондонский работным дом — это еще в лучшем случае, — и дал ему свое имя. Он был никем, и в то же время его воспитывали как отпрыска знатного рода, воспитывали в надежде на то, что он с честью понесет родовой штандарт.

Хотел ли он назвать этот штандарт своим?

Могли искренне, всем сердцем принять

Да.

И собирался ли это сделать?

Если он снова ответа г «да», то это может стоить ему самого дорогого на снеге.

Макс окинул взглядом окрестности — этот пейзаж он успел полюбить всей душой. На холме возвышался замок Кирколди — массивный, со множеством башен и зубчатым бастионом, необычайно мрачный на фоне хрустально-голубого весеннего неба.

Поместьем Кирколди владели несколько поколений рода Россмара. Теперь здесь жил Арран, маркиз Стоунхейвен, старшин брат его отца.

И Максу — мальчишке, когда-то запускавшему руку в чужие карманы в Ковент-Гардене [1] , — разрешалось гулять по этому замку совершенно свободно, словно он был здесь рожден.

Холодный воздух, насыщенный запахом дрока, напоминал о зиме. От резкого ветра, растрепавшего волосы, слезились глаза. Он повернулся спиной к холму Кирколди и окинул взглядом скромную ферму, где жили Роберт и Гейл Мерсер с дочерью Керсти и сыном Ниллом. Керсти была там, в доме.

Он знал. Он всегда чувствовал, когда она рядом. Она тоже скоро почувствует его присутствие, если уже не почувствовала.

Роберт Мерсер тоже был рядом. Он стоял возле курятника и украдкой наблюдал за Максом — беспокоился за любимую дочку, которую мог обидеть знатный мужчина.

Макс никогда бы не обидел свою милую Керсти, даже если бы у него была такая возможность. А возможность была.

Стараясь ступать как можно осторожнее, он вошел в домик фермера.

Каждый раз, когда он на нее смотрел, на него обрушивался шквал чувств. Он был не так глуп, чтобы искать природу этих чувств исключительно в высоких сферах, — мальчик вырос и превратился в мужчину.

Керсти, склонившаяся над кухонным столом, стояла спиной к нему и что-то тихонько напевала.

Макс пересек кухню н остановился за спиной девушки.

Солнечный свет, струившийся в открытую дверь, создавал ореол вокруг ее светло-русых волос; она заплетала их в косы и укладывала на макушке короной. Несколько колечек-локонов падало сзади на ее изящную шею. Макс, смотревший на девушку как завороженный, внезапно ощутил прилив желания.

На ней было простенькое платье в сине-белую клетку, но даже в нем Керсти казалась необыкновенно красивой. Стройная и изящная, она не унаследовала от матери золотисто-рыжие волосы, однако в ней ощущалось та же внутренняя сила, которой обладала и симпатичная хрупкая Гейл.

Макс невольно сжал кулаки — он вспомнил слова Роберта

— Мастер Макс… — проговорил отец Керсти, снимая свою старую шерстяную шляпу, — Мастер Макс, я, конечно же, не вправе это говорить, но вы сделаете мне одолжение, если оставите мою девочку в покое. Вы уже не мальчик, которому надо поиграть и поребячиться. Вы джентльмен. К тому же родственник хозяев этого огромного поместья. Моя девочка… она не для таких, как вы.

Мысль Роберта Мерсера была ясна: он боялся, что Макс, воспользовавшись своим положением, обесчестит его дочь.

Кроме того, он, очевидно, догадывался, что детская дружба Макса и Керсти переросла в нечто большее, и не одобрял этого. Да и отец Макса едва ли это одобрил бы. Что ж, Роберт Мерсер прав. Нынешние отношения Керсти и Макса трудно было бы назвать детской дружбой, но молодому человеку все-таки хотелось большего.

Да и какой он джентльмен? Он незаконнорожденный, приемный сын Струана Россмара, виконта Хансингора.

— Не подкрадывайся, Макс Россмара, — сказала Керсти, не глядя на него. — Я чувствую, что ты стоишь здесь и смотришь на меня.

Еще бы! Они часто признавались, что чувствуют друг друга даже на расстоянии. Вот только он не говорил Керсти о том, что иногда просыпается ночью и тянет руки в темноту, чтобы. заключить ее в объятия.

— Ты чем-то расстроен? — Она вытащила руки из тазика, наполненного мыльной пеной, и повернулась к нему лицом.

Макс улыбнулся — он часто улыбался, когда смотрел в ее. поразительно яркие голубые глаза.

— Нисколько, мисс Мерсер. Я ничем не расстроен. Только озадачен. Почему это вдруг разумная шестнадцатилетняя девушка без всякого толку возится в тазике с водой?

Керсти слегка порозовела и откинула с лица прядь волос..

— Толк есть во всем, мистер Россмара. Если бы у вас были. глаза, вы бы поняли, что я занята важным делом.

Ее чуть хрипловатый голос звучал так, словно она с трудом удерживалась от смеха.

— Вот как? — Макс подошел ближе и склонился над тазом.. — Там что, злые водяные? Ты купаешь водяных?

— Нет, — хихикнула девушка. — Я пускаю мыльные пузыри. Только не смейся, а то я заплачу.

Он выпрямился и внимательно посмотрел в ее светившиеся умом глаза. Макс был старше Керсти, и он, по настойчивой просьбе девушки, научил ее читать, считать и обучал всему, что знал сам. При этом она поразительно быстро все усваивала. Керсти училась в местной школе, но ей было мало школьных знаний, она хотела знать больше.

Макс никогда не целовал Керсти. Ему часто хотелось поцеловать ее, но, глядя в доверчивые глаза девушки, он всякий раз удерживался от этого. Неужели они так никогда и не поцелуются? Неужели никогда не познают даже та кую маленькую интимную радеть.

— Ну что? — спросила она, чуть нахмурившись, — Ты будешь надо мной смеяться?

Макс склонил голову к плечу, любуясь ее прекрасным лицом.

— Я никогда не буду над тобой смеяться.

Он взглянул на губы девушки и понял, что не должен ее целовать, ибо, сделав это, утратит право принимать решения, направляющие их обоих.